– Знаешь, Сережа, – начала она, в раздражении не обратив внимания, что назвала его уменьшительным именем, и это говорило куда больше, чем она хотела сказать, – если бы я звонила всем своим бывшим, у меня бы телефон разрядился.
– Вот так? – озадаченно переспросил он.
– Примерно.
Он настороженно глянул ей в лицо – и внезапно рассмеялся.
– Гордячка, – объявил он.
– Ага.
К чему скрывать, подбирать слова и оправдываться? Ну да, такая она и есть.
И всегда была.
– Гордячка, – повторил Сергей, и слово это он произнес вкусно, выразительно, как… ну, положим, название какой-нибудь редкой бабочки, которая попадалась ему раз в сто лет. – Ты совсем не изменилась.
– Да ладно тебе.
– До чего же все паршиво, – неожиданно вырвалось у него. Теперь на его лице была смесь отчаяния и усталости, которая поразила Викторию. – Черт возьми…
Старинные часы рассудительно, с расстановкой пробили очередную четверть часа и умолкли.
– Ну а ты? – спросила Виктория.
– Что – я?
– Почему ты мне не звонил? Наверняка смог бы раздобыть телефон… если бы захотел.
Сергей вздохнул, свесил руки между колен, сгорбился, поник.
– Я-то, конечно, хотел… Но…
Он беспомощно махнул рукой.
– Жизнь так сложилась, что… и разные дела… ни минуты свободной… ну, ты понимаешь.
Виктория неожиданно разозлилась.
– Да брось ты… У нас всегда есть время на то, что нам действительно нужно. А «нет времени, дела» – это отговорки для тех, кто нам не нужен. Когда не хочется что-то делать, у нас всегда наготове тысяча оправданий.
– У тебя для меня тоже не было времени, – тихо напомнил он.
И они замолчали.
– Ладно, – вяло проговорил Сергей. – Чего уж теперь…
– Да, – подтвердила она, глядя мимо него. – Поезд ушел.
Он вздохнул и шевельнулся на стуле.
– А ты никогда не думала, как бы могло все сложиться, если бы…
– Думала. Только что толку? У меня только одна жизнь, Сережа. Другой жизни не будет.
– Ну да, ну да… Только, знаешь, если бы ты меня позвала… Я бы, наверное, ее бросил.
Машинально она отметила, что он не стал даже называть Веру по имени. Это равнодушно-враждебное «она» на самом деле значило очень, очень многое…
Хуже могло быть только «эта».
– Вы прожили вместе столько лет, что ж ты ее не оставил?
Сергей насупился.
– Шутишь? Было бы ради кого…
– Да брось ты, Сережа… Почти пятнадцать лет, да люди не остаются вместе столько, когда их ничего не связывает. И ты сам это отлично понимаешь.
– Она меня зацепила, – пожаловался он. Точь-в-точь таким тоном, каким, наверное, в древности король Артур жаловался на свою жену Гиневру, которая не оправдала его ожиданий. – Черт знает чем… да вы, бабы, умеете найти к мужикам подход. А мы попадаемся, как дураки последние. – Он посмотрел на Викторию. – Знаешь, если бы ты не отошла тогда в сторону сама, если бы…
Поздравляю вас, Виктория Палей, тест на знание психологии пройден успешно. Упреки уже начались.
– Меня очень оскорбила та ситуация, – угрюмо сказала Виктория. – И еще я считала ее… их обеих… своими подругами.
– А я решил, что раз ты за меня не борешься, то я ничего для тебя не значу.
И он поглядел на нее почти робко, словно эти слова все еще могли как-то ее задеть и он заранее просил за них прощения.
– Да ладно… Что теперь все это перемалывать?
Она говорила и понимала, что он все равно не может отойти от этой темы, как, впрочем, и она сама. Виктория могла сколько угодно тешить себя иллюзией, что все кончилось, осталось в прошлом, что Сергей ничего для нее не значит, это другой человек, и она другая, и вообще что было, то быльем поросло, – но уже то, что сердце ее билось чаще и она волновалась и краснела, говоря с ним, свидетельствовало, что ничего не кончилось и, возможно, вообще не кончится никогда. Не зря же тема любви и предательства появлялась чуть ли не в каждом из ее романов, подспудно питая ее творчество; и не зря она до сих пор отвергала всякую мысль не то что о дружбе, а даже о простом будничном общении с Верой или Вероникой.
– Ты слышала про Диму? – спросил Сергей.
У нее не было желания пускаться в объяснения, и она просто кивнула.
– Это мрак какой-то, – подавленно проговорил ее собеседник. – Вообще беспредел! Он же монах был… Кто посмел на него руку поднять? Как таких людей земля носит? Ладно там Катька или Генка…
– А Гена тебе чем не угодил? – резче, чем ей хотелось бы, спросила Виктория.
– Да ничем, нормально все, – насупился Сергей. – Просто… ну, знаешь… обычно же все прозрачно… Даже если убийцу не взяли, все равно… разговорчики ходят, ясно же, кому выгодно, и прочее… Тут недавно меня хотели шлепнуть, так я сразу понял, у кого рыльце в пушку, ну и… меры принял. А это дело…
– Тебя хотели убить? – нервно спросила Виктория.
– Ну да. Полгода назад… нет, больше… Месяцев восемь. – Он промолчал. – Серьезные ребята попались… И я… ну… подумал тут… вдруг они о тебе узнают? В заложницы возьмут, или что еще… – Он усмехнулся. – Так что я за тобой присматривал… ну, так… немножко.
Она резко распрямилась.
– Ты?!
Поздравляю вас, мисс Паранойя. Потому что, если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят…
Так вот откуда взялись разные машины с наблюдателями, и вот откуда шло ее четкое ощущение, что те, кто следит за ней, не представляют для нее угрозы…
– Ты за мной следил?
– Ну… не совсем я… – пробормотал он, очевидно, озадаченный ее реакцией. – Мои ребята, конечно. А что?
– Я подумала, у меня крыша едет! – вырвалось у Виктории в раздражении. – Мне разные мысли в голову лезли… Черт возьми! Ты что, не мог меня предупредить?
– Да? – начал заводиться Сергей. – И как бы это выглядело, интересно? «Здравствуй, дорогая, это я, Сережа, который поступил с тобой как последняя сволочь. Ты не волнуйся, тут мои конкуренты могут тебя похитить или замочить, но мои ребята за тобой присмотрят». Так, что ли?
– А что я должна была думать, когда видела, как за мной кто-то следит, но не понимала их цели?
Сергей смущенно почесал нос.
– Они что, тебя обидели? Вот б… Ну, я им задам!
– Да никто меня не обижал, – рассердилась Виктория, – просто это выглядело странно! Я даже… даже к психологу обратилась! Я уж начала думать, не галлюцинации ли у меня…
– А, вот оно что… – протянул Сергей. – Вот дурак! Это я о себе… Не подумал я, что ты заметишь моих остолопов. Я им тихо приказал сидеть и не высовываться. Главное – чтобы с тобой ничего не случилось.
