Вскоре посреди улицы собирается небольшая толпа. Одни шутят. Другие смеются. Все вместе они дожидаются опаздывающих, с беспокойством поглядывая на некоторые дома. Неужели Краббе опять проспали? Не позвонить ли им? Нет, вот наконец появились и они. Затем все начинают неторопливо спускаться по склону холма в сторону церкви. Женщины держатся чуть впереди, мужчины вразвалочку шагают сзади, глубоко погрузив руки в карманы брюк. Добравшись до ступеней церкви, все останавливаются, обратив улыбчивые взоры на жену старшего по рангу из собравшихся здесь в этот день дипломатов. Она, сделав вид, что немного удивлена, первой поднимается по ступенькам и скрывается за зеленой портьерой. Совершенно случайно, разумеется, остальные следуют за ней в том порядке, который в точности диктовался бы протоколом, если бы они уделяли внимание подобным пустым формальностям.
В то воскресное утро Роули Брэдфилд в сопровождении Хейзел, своей красавицы жены, вошел в церковь и занял привычное место на скамье рядом с Тиллзами, которые в силу всем понятного стихийного порядка вещей двигались в процессии чуть впереди. Брэдфилд теоретически принадлежал к римским католикам, но считал своей непреложной обязанностью участвовать в общих посольских молебнах, и это был вопрос, который он не желал бы обсуждать со священниками и подвергать собственной критике. Они с женой были привлекательной парой. Ирландская кровь отчетливо проявлялась во внешности Хейзел – ее золотисто-каштановые волосы роскошно сияли, когда на них падали лучи солнца, а Брэдфилд нашел способ вести себя с ней на публике так, что казался одновременно и галантным и властным мужем. Прямо позади них сидел с ничего не выражавшим лицом секретарь канцелярии Медоуз, а рядом разместилась его светловолосая, очень нервная дочь. Она выглядела хорошенькой, хотя многие, и жены дипломатов в особенности, часто судачили между собой, как человек, известный высокой нравственностью, допускает использование девушкой столь яркого макияжа.
Пристроившись на скамье, Брэдфилд бегло просмотрел Псалтырь в поисках заранее отмеченных номеров гимнов – некоторые рекомендовал он сам, пользуясь репутацией человека со вкусом, – а потом окинул взглядом церковь, проверяя, всё ли на месте и все ли присутствуют. Отсутствующих не наблюдалось, и он хотел было вернуться к Псалтыри, когда жена советника из голландского посольства и нынешний вице-президент международной женской организации миссис Ванделунг склонилась к нему со своей скамьи и взволнованным, почти истеричным тоном поинтересовалась, где же органист. Брэдфилд бросил взгляд в сторону небольшой освещенной ниши на пустующий стул с вышитым покрывалом на сиденье и в тот же момент, как показалось, кожей ощутил вокруг себя напряженную тишину, которую лишь подчеркнул скрип западной двери, – ее до прибытия органиста поспешил закрыть Микки Краббе, выполнявший сегодня добровольные обязанности служки, поскольку подошла его очередь. Проворно поднявшись с места, Брэдфилд направился вдоль центрального прохода. Из переднего ряда хоров за ним с плохо скрытой тревогой следил Джон Гонт, охранник при канцелярии. Там же совершенно прямо, как невеста перед церемонией, расположилась Дженни Паргитер, глядя прямо перед собой и явно не видя ничего, кроме божественного сияния. Джанет Корк, жена шифровальщика, стояла рядом с ней, целиком сосредоточенная мыслями на своем будущем ребенке. Ее муж находился сейчас в посольстве, отбывая обычную рабочую смену для сотрудников подобной профессии.
– Где же Хартинг, черт бы его побрал? – спросил Брэдфилд, но по выражению лица Краббе понял, что ответа ни от кого не дождется. Выскочив из церкви на дорогу, он быстро преодолел короткий подъем по склону холма к противоположной стороне здания, к небольшим железным воротцам ризницы, куда вошел без стука.
– Хартинг почему-то не явился, – сказал он. – Кто еще умеет играть на органе?
Капеллан, который в посольстве откровенно мучился, но считал, что таким образом может сделать карьеру, принадлежал к сторонникам Низкой церкви
[5], оставив в Уэльсе жену и четырех детишек. Впрочем, никто не знал, почему они не приехали в Германию вместе с ним.
– Он никогда прежде не пропускал молебнов. Никогда.
– Кто еще умеет играть?
– Возможно, сегодня паром не ходит. Как я слышал, там сейчас большие проблемы.
– Он мог приехать кружным путем через мост. Ему и раньше доводилось так поступать. Его хоть кто-то сможет заменить?
– Я никого больше не знаю, – ответил капеллан, ощупывая края золоченой епитрахили и мыслями витая где-то далеко. – Хотя у меня раньше просто не возникало даже необходимости кого-то подыскивать вместо него.
– Тогда что вы собираетесь предпринять?
– Быть может, кто-нибудь сумеет спеть, – задумчиво предположил священник, не сводя глаз с крещенских открыток, торчавших из-под края настенного календаря. – Наверное, это единственный выход из положения. Джонни Гонт – валлиец и обладает неплохим тенором.
– Очень хорошо. Он и возглавит хор как солист. Вам лучше срочно уведомить их об этом.
– Понимаете, загвоздка в том, мистер Брэдфилд, что они не разучили псалмов, – покачал головой капеллан. – Он ведь отсутствовал и на репетиции в пятницу. Тоже не явился. Нам пришлось все отменить.
Снова выйдя на свежий воздух, Брэдфилд столкнулся лицом к лицу с Медоузом, который тихо покинул свое место рядом с дочерью и последовал за ним вокруг церкви.
– Он пропал, – сказал Медоуз пугающе тихо и спокойно. – Я искал везде. В больнице, у частного врача. Побывал у него дома. Его машина стоит в гараже, и он не забрал доставленное ему молоко. Никто его не видел и ничего не слышал о нем с пятницы. Он не приходил в клуб. Мы устраивали прием в честь дня рождения моей дочери, и там его не заметили. Правда, он сказал, что страшно занят, но обещал ненадолго заглянуть непременно. Сулил фен в подарок. Все это на него не похоже, мистер Брэдфилд. Совсем не в его стиле.
На мгновение, всего лишь на мгновение, Брэдфилд утратил самоконтроль. Он в ярости уставился сначала на Медоуза, потом снова на здание церкви, словно решая, что уничтожить в первую очередь. От злости и отчаяния он был готов пробежать по короткой тропинке, ворваться в двери и проорать новости всем тем, кто в полном бездействии дожидался их внутри.
– Пойдемте со мной.
Еще только войдя в главные ворота посольства и задолго до того, как полиция проверила их удостоверения, они уже заметили все признаки кризисной ситуации. Два армейских мотоцикла были припаркованы на передней лужайке. Дежурный шифровальщик Корк дожидался на ступенях, все еще сжимая в руке руководство по выгодным инвестициям Эвримана. Зеленый немецкий полицейский фургон с мерцающим синим маячком на крыше стоял у стены столовой, из него доносились потрескивания рации.
– Слава богу, что вы пришли, сэр, – сказал Макмуллен, начальник охраны посольства. – Я отправил за вами шофера, но он, видимо, разминулся с вами на шоссе.
