– Да, а что?
– Боюсь, в настоящее время это невозможно. Со вчерашнего дня его квартиру взяла под охрану полиция.
– Такое у вас в пределах нормы?
– Что именно?
– Полицейская охрана.
– Зибкрон настоял на этом. А я сейчас не могу ссориться с ним.
– Охрана распространяется на всех сотрудников?
– В принципе, только на старших по рангу. Думаю, Хартинга включили в список просто из-за удаленности его жилья от посольства.
– Вы, кажется, сами в этом не убеждены.
– Не могу представить другую причину.
– А что касается посольств стран по другую сторону «железного занавеса»? Хартинг часто к ним наведывался?
– Он иногда бывал у русских, но я не знаю, насколько часто.
– Этот Прашко. Бывший его приятель из числа политиков. Вы сказали, он в свое время числился в «попутчиках».
– Да, но с тех пор прошло пятнадцать лет.
– И когда Хартинг с ним расстался? Есть точные данные?
– Имеется запись в его досье. Около пяти лет назад.
– То есть как раз после драки в Кельне. Возможно, именно с Прашко он и сцепился.
– Все возможно.
– Еще один вопрос.
– Слушаю вас.
– Речь о его контракте. Если бы срок действия истекал… Скажем, в прошлый четверг…
– В чем суть вопроса?
– Вы бы продлили его? Еще раз?
– Мы находимся под огромным напряжением. Да, я бы продлил его.
– Вам, должно быть, теперь очень его не хватает.
В дверь заглянул де Лиль. Обычно мягкие черты его лица отображали напряжение и крайнюю озабоченность.
– Людвиг Зибкрон звонил. Коммутатору дано указание не соединять его напрямую с вами. Мне пришлось самому переговорить с ним.
– И что же?
– Это по поводу библиотекарши Эйх – той несчастной, которую избили в Ганновере.
– Какие-то новости?
– Да. Боюсь, она час назад умерла.
Брэдфилд молча обдумывал полученную информацию.
– Узнайте, где ее похоронят. Посол должен будет сделать какой-то символический жест. Думаю, не стоит отправлять цветы. Телеграммы родственникам вполне достаточно. Только без крайностей. Просто с выражением глубоких соболезнований. Поговорите с сотрудниками отдела кадров. Они знают все формулировки. И организуйте что-нибудь со стороны Англо-германского общества. Такое нельзя пускать на самотек. Займитесь этим лично. А еще отправьте ответ в ассоциацию библиотекарей – они прислали по поводу нее запрос. Кстати, у меня есть личная просьба: позвоните, пожалуйста, Хейзел и сообщите ей обо всем. Жена очень просила держать ее в курсе.
Он сохранял достоинство и превосходно владел собой.
– Если вам что-то требуется от де Лиля, – добавил он, обращаясь к Тернеру, – лучше скажите сразу.
Тернер пристально наблюдал за ним.
– Что ж, тогда я снова встречусь с вами завтра вечером. Примерно без пяти восемь. Согласны? Немцы – очень пунктуальный народ. У нас сложилась традиции всегда собираться самим еще до их прибытия. И раз уж вы направляетесь в его кабинет, почему бы вам не отнести туда эту подушечку? Не вижу никакого смысла держать ее здесь.
Альбинос по фамилии Корк склонился над шифровальной машиной, снимая с катушек полосы бумаги с набором отпечатанных букв и символов. Он услышал стук, резко поднял розовые глаза и увидел в дверном проеме крупного мужчину.
– Это моя сумка. Оставьте ее пока у себя. Я вернусь за ней позже.
– Бут сделано, не сумлевайтесь, – шутливо, как истинный кокни, ответил Корк, а сам подумал: «Нелепый. Только ему выпадает такое редкостное везение. Когда земля шатается под ногами, когда Джанет может родить в любую минуту, а несчастная женщина протянула ноги в Ганновере, именно ему суждено было оказаться в рабочей комнате лицом к лицу с этим Нелепым. Поистине странный человек». Но его расстраивало, конечно же, не только появление неуклюжей фигуры. Забастовка в немецкой сталелитейной промышленности все еще продолжалась, и конца ей не предвиделось. Ах, если бы он только подумал об этом в пятницу, а не в субботу, его небольшая афера со шведской сталью могла бы уже приносить по четыре шиллинга на акцию прибыли лишних три дня. Пять процентов в день в понимании Корка были чем-то вроде религиозного постулата (хотя сам он давно не верил ни в Бога, ни в черта): именно из этого материала строились потом виллы на Адриатике. «Совершенно секретно, – устало прочитал он. – Брэдфилду в собственные руки. Расшифровать лично». Сколько еще будет все это продолжаться? Капри… Крит… Спецес… Эльба… «Как же нужен мне собственный остров! – запел он высоким голосом, подражая в простенькой импровизации звездам поп-музыки, потому что втайне мечтал еще и о пластинках со своим именем на обложках. – Как же нужен мне собственный остров, дин-дон! Самый маленький остров, но только не Бонн!»
Глава 5. Джон Гонт
Толпа в вестибюле заметно поредела. Настенные часы над закрытым и опечатанным лифтом показывали тридцать пять минут одиннадцатого. Те, кто не рискнул отправиться в столовую, собрались у главной стойки. Охранник канцелярии заварил утренний чай, и они пили его, негромко разговаривая, когда услышали звук приближавшихся шагов. Каблуки идущего были снабжены металлическими набойками, их стук эхом отдавался от стен, отделанных фальшивым мрамором, как звуки выстрелов с отдаленного стрельбища. Рядовые клерки подобно солдатам при появлении властного командира поставили чашки на стойку и принялись застегивать верхние пуговицы рубашек.
– Кто здесь Макмуллен?
Вошедший стоял на нижней ступени лестницы, одна рука тяжело лежала на перилах, в другой он сжимал вышитую подушечку. По обе стороны от него расходились в противоположные стороны коридоры, прикрытые стальными решетками, установленными на случай чрезвычайных ситуаций, и временно загороженные хромированными стойками. Казалось, они вели из ярко освещенного центра города в какие-то мрачные гетто. Внезапно важнее всего стала тишина – все, что происходило здесь только что, представлялось теперь откровенной глупостью.
– Макмуллен закончил дежурство, сэр. Отправился в НААФИ.
– А вы кто такой?
– Гонт, сэр. Временно замещаю его.
– Моя фамилия Тернер. Я прислан для проверки соблюдения режима безопасности. Мне необходимо осмотреть кабинет номер двадцать один.
Гонт был мелким и низкорослым мужчиной, истинным валлийцем, в чью память навсегда врезались воспоминания о Великой депрессии, унаследованные от отца. Он приехал в Бонн из Кардиффа, где работал в полиции шофером. Связку ключей он держал в правой руке, опущенной вниз, походку выработал неспешную и осторожную, а потому, когда повел Тернера за собой в темный зев одного из боковых коридоров, очень напоминал шахтера, направлявшегося вдоль штольни к ее началу.
