– Да, был грех. Но это зависело от свободного времени больше, чем от чего другого.
Выключив радио, Тернер выпрямился.
– Выйдите из кабинета и подождите, – распорядился он. – А ключ отдайте мне.
– Что же он такого натворил? – спросил Гонт, медля с исполнением приказа. – Отчего все пошло наперекосяк?
– Натворил? Хартинг? Ничего. Он в отпуске по семейным обстоятельствам. Я просто хочу побыть здесь один, вот и все.
– Но, говорят, у него неприятности.
– Кто говорит?
– Все кому не лень.
– Какие неприятности?
– Не знаю. В аварию попал, что ли. Понимаете, он не пришел на репетицию хора. А потом и в церковь.
– Он плохо водит машину?
– Об этом не мне судить.
Отчасти в знак протеста, отчасти из чистого любопытства Гонт продолжал торчать в дверях, наблюдая, как Тернер открыл деревянный платяной шкаф и заглянул туда. Три фена для сушки волос, так и не распакованные, стояли в коробках внизу рядом с парой резиновых галош.
– Вы ведь его близкий друг, верно?
– Не совсем. Мы приятели только в хоре, вот как оно обстоит.
– Ах да. – Теперь Тернер присмотрелся к Гонту внимательнее. – Вы пели под его аккомпанемент. Я и сам когда-то любил хоровое пение.
– Вот это номер! Ну надо же! И где вы пели?
– Дома, в Йоркшире. – Тернер произнес это с исключительным дружелюбием, не сводя глаз с простоватого лица Гонта. – Как мне сказали, он отличный органист.
– Неплохой. Я бы скорее так выразился, – подтвердил Гонт с оговоркой, довольный, что обнаружил общность интересов с гостем.
– А кто был его особенно близким другом? Кто-то другой из хора, верно? Может, даже леди? – Тернер задавал вопросы все еще уважительным, почти почтительным тоном.
– Он ни с кем близко не сходится, наш Лео.
– Тогда для кого он купил вот это?
Фены были различного качества и сложности устройства. Цены на коробках колебались от восьмидесяти до двухсот марок.
– Для кого? – спросил он еще раз.
– Для всех нас. Для дипломатов и простых сотрудников – все равно. Он взял на себя работу, понимаете ли, обеспечивать персонал товарами по каталогам с дипломатической скидкой. Всегда готов помочь. Он такой, наш Лео. И неважно, что ты ему заказываешь: радиоприемники, посудомоечные машины, автомобили, – он все добывает в два счета.
– Стало быть, хорошо знает систему, верно?
– Это точно.
– И немножко зарабатывает сам. Берет небольшой процент, как я подозреваю. За хлопоты, – предположил Тернер без тени осуждения. – Все по справедливости.
– Я за ним этого не замечал.
– А девушки? Он и ими может вас снабжать, ловкий малый?
– Ни в коем разе! – ответил Гонт, заметно шокированный.
– Тогда чего ради он старается?
– Просто так, наверное. Я даже не знаю.
– Просто добрый человек, готовый всем помогать бескорыстно, так получается? Чтобы все его любили. Должно быть, вот причина.
– А что здесь странного? Мы все хотим нравиться другим.
– Склонны пофилософствовать, как я вижу.
– Да, он всегда готов помочь, – продолжал Гонт, слишком медленно замечая перемену в настроении Тернера. – Взять хоть Артура Медоуза. Вот вам отличный пример. Лео всего день как перевели в референтуру, а он уже снова как простой посыльный спускается вниз за почтой. «Не тревожтесь из-за пустяка, – говорит он Артуру. – Поберегите ноги. Вы уже не так молоды, как прежде, и у вас других забот полон рот. Я сам все принесу». Вот он какой, Лео. Обходительный, обязательный. Почти святой, если учесть его проблемы.
– О какой почте речь?
– Обо всей. Секретной и обычной. Ему без разницы. Он спускается сюда, расписывается в получении, а потом относит Артуру.
Теперь очень тихо Тернер сказал:
– Это я понял. Но, быть может, по пути он заглядывает сюда? Просто отдохнуть, проветрить помещение, выпить чашку чая?
– Так и есть, – ответил Гонт. – Всегда рад помочь! – Он устремился к двери, собираясь выйти. – Что ж, оставлю вас в покое.
– Нет, побудьте еще немного, – попросил Тернер, уже не сводя с него глаз. – Вы мне не мешаете. Останьтесь и поговорите со мной, Гонт. Мне нравится находиться в компании. Расскажите, кстати, о его проблемах.
Уложив фены обратно в коробки, он снял с перекладины шкафа вешалку с пиджаком из тонкого полотна. Летний пиджак. Такие часто носят бармены. Из петлицы торчала давно увядшая роза.
– Какие это проблемы? – спросил он, бросая розу в мешок для мусора. – Вы же можете мне о них рассказать, Гонт.
Он снова ощутил тот же запах, который уловил еще с порога, но не мог определить, чем именно пахло. Им пропитался гардероб – сладким, знакомым, распространенным в континентальной Европе ароматом мужских кремов и сигар.
– Детские проблемы, только и всего. У него был дядя.
– Вот-вот, расскажите мне о его дяде.
– Рассказывать особенно нечего. Только дядя вел себя чудаковато. Постоянно менял политические взгляды. Он был очень хорошим рассказчиком. Я имею в виду Лео. Помню, вспоминал при нас, как сидел с дядей в подвале в Хампстеде. Вокруг падали бомбы, а он делал сладости типа конфет с помощью специальной машинки. Из сухофруктов. Расплющивал их, потом обваливал в сахаре и раскладывал по жестяным коробочкам. Причем наш Лео часто сплевывал на них назло дяде. Моя жена ужаснулась, когда услышала об этом. Но я ей сказал: «Не будь такой глупой. Это все от отчаяния. Лео натерпелся лишений в жизни. И не знал в детстве любви, как мы с тобой, пойми».
Ощупав карманы, Тернер бережно снял пиджак с вешалки и приложил к собственным широченным плечам.
– Маловат для мужчины, верно?
– Лео любит приодеться, – сказал Гонт вместо ответа. – Всегда опрятный и ухоженный.
– Вашего размера?
Тернер протянул пиджак Гонту, но тот отшатнулся не без отвращения.
– Нет, он меньше меня, – произнес он, помолчав и все еще разглядывая пиджак. – Типа танцовщика. Легкий, как бабочка. Порой казалось, что он носит скрытые высокие каблуки.
– Голубой?
– Нет, конечно, – ответил Гонт, снова заметно шокированный и даже слегка покрасневший при упоминании этиго слова.
– Вы-то откуда знаете?
– Он приличный человек, вот откуда, – ответил Гонт с неожиданным пылом. – Даже если сделал что-то плохое.
– Набожный?
– Он ко всему проявлял уважительное отношение. К религии тоже. Не был нахальным и высокомерным, даром что иностранец.
