Всего один ключ. Но тогда который из многих? В какой пещере Аладдина, в какой потайной комнате этого скрипучего английского дома хранились необходимые Лео сокровища?
Ты вор, Хартинг. И Тернер начал с двери кабинета Хартинга вполне сознательно, чтобы досадить ему, показать вору, пусть того и не было рядом, что с его собственной дверью тоже можно играть по своему усмотрению. А потом Тернер медленно двинулся вдоль коридора, проверяя ключи в замках. И каждый раз, подобрав подходящий, снимал его с кольца, совал в карман, но думал при этом: чего путного ты добьешься подобным образом? Большинство дверей вообще никогда не запирались, и ключами от них никто не пользовался: от створок буфетов, от туалетов и умывальников, от помещений для отдыха, от кабинетов, от медпункта, где пахло спиртом, и от щитовой, скрывавшей электрические кабели.
Установить микрофоны? Не это ли представляло для тебя технический интерес, а, воришка? Все эти подарки, мелкий подхалимаж, фены и прочая чепуха. Разве не прекрасные места, чтобы поместить не слишком сложные подслушивающие устройства?
– Чушь, – произнес он и с десятком ключей, уже утяжеливших карман и бивших по бедру, поднялся наверх, где чуть не попал в объятия личного секретаря посла – напыщенного хлыща, присвоившего себе изрядную долю власти хозяина.
– Его превосходительство через минуту уезжает. На вашем месте я бы пока растворился, – посоветовал он с покровительственной холодностью. – Он не слишком жалует вашего брата.
В большинстве коридоров было светло как днем. В коммерческом отделе праздновали неделю Шотландии. Лиловое чучело, задрапированное в клетчатую шерсть цветов клана Кэмпбеллов, и с остальными причиндалами костюма горца болталось на стене рядом с портретом королевы. Коллажи из миниатюрных бутылочек виски на фоне фотографий танцоров и волынщиков оформили фанерными рамками. В открытом общем зале под бодрыми призывами покупать товары, произведенные на севере, побледневший клерк упрямо сражался с машинами для внесения и снятия денег. Сверху плакат предупреждал: «Решающий день в Брюсселе приближается!», но на машины это не производило никакого впечатления. Тернер поднялся этажом выше и попал в филиал Уайтхолла. Здесь базировались атташе по разнообразным вопросам, причем каждый руководил как бы своим маленьким министерством, обозначив присвоенный ему титул на двери.
– Какого хрена тебе здесь понадобилось? – потребовал ответа дежурный в ранге сержанта, и Тернеру пришлось посоветовать ему поглубже заткнуть в глотку поганый язык.
Где-то дальше по-военному командный голос с некоторым трудом диктовал текст. В машбюро девушки сиротливо сидели рядами, как в школьном классе. Две самые младшие, надев зеленые рабочие халаты, возились с громадным копировальным аппаратом, пока третья раскладывала разноцветные бланки телеграмм с нежной аккуратностью, словно они были тончайшими кружевами, предназначенными на экспорт. Над ними возвышалась начальница смены, дама лет шестидесяти с синим отливом в седых волосах, разместившаяся на отдельном помосте, проверяя трафареты. Она одна, почуяв появление врага, резко подняла взгляд и направила нос в его сторону. Стена у нее за спиной была сплошь покрыта поздравительными рождественскими открытками от начальниц машбюро дипломатических миссий в других странах. На некоторых попадались изображения верблюдов, но преобладал все же королевский герб.
– Я вот проверяю замки, – пробормотал Тернер, а в ее взоре читался ответ: «Делайте что хотите, только не смейте трогать моих девочек!»
«Боже, мне бы сейчас очень пригодилась одна из них, уж поверьте. Неужели вы не можете выделить мне спутницу для быстрого совместного посещения райских кущ? Хартинг, ты вор во всех смыслах!»
Пробило десять часов. Он уже побывал во всех комнатах, куда Хартинг имел официальный допуск, но не получил ничего, кроме разыгравшейся головной боли. Того, что хотел заполучить Хартинг, здесь явно больше не было. Либо вещь надежно спрятали и потребуются недели поисков, либо она настолько естественно вписывалась в интерьер, что становилась как бы невидимой. Он ощущал легкую тошноту – следствие перенапряжения, а в его сознании беспорядочно метались никак не связанные воспоминания. Господи, и все это за единственный день! От горячего энтузиазма до полного разочарования всего за день. От самолета до стойки дневного дежурного. Все улики на руках, но в то же время – ни одной. «Я прожил целую треклятую жизнь, а прошел только понедельник». Он смотрел на чистые строки телеграфного бланка, размышляя, что, черт побери, ему написать. Корк спал, его роботы застыли в молчании. Ключи грудой лежали перед Тернером. Один за другим он принялся снова нанизывать их на кольцо. «Сложи все в единое целое, конструируй. Ты не уляжешься в постель, пока не обнаружишь след, по которому обязан будешь пойти дальше». Задача интеллектуала состоит в том, поучал его толстозадый наставник, чтобы создавать порядок из хаоса. «Определи, что есть анархия. Это сознание, работающее бессистемно. Тогда объясните мне, пожалуйста, учитель, что есть система вне сознания?» Взяв карандаш, он лениво изобразил диаграмму дней недели, а затем поделил каждый день на отрезки из часов. Затем открыл синий ежедневник. «Переформируй отдельные фрагменты, слепи из них нечто общее, но единое. Ты найдешь его, а Шоун не смог бы. Хартинг Лео. Жалобы и консульские вопросы, вор и охотник. Но теперь на тебя начну охоту я».
– Вы, случайно, не разбираетесь в акциях компаний? – спросил Корк, резко проснувшись.
– Нет, не разбираюсь.
– Понимаете, меня гложет вопрос, – продолжал альбинос, протирая розовые глаза. – Если наступит спад на Уолл-стрит и такой же спад на бирже во Франкфурте, а мы не сумеем поставить на ноги Общий рынок, как это скажется на шведской стали?
– На вашем месте, – отозвался Тернер, – я бы поставил все фишки на красное и забыл об остальном.
– Но у меня есть твердое намерение, – объяснил Корк. – Мы прикупили небольшой участок на Карибах…
– О, заткнитесь, ради всего святого.
«Конструируй. Изобрази свои мысли на грифельной доске и посмотри, как они будут выглядеть, во что превратятся. Давай же, Тернер! Ты философ. Расскажи нам, вокруг чего вращается мир. К примеру, какой маленький абсолют мы можем вложить в уста Хартингу? Факты. Конструирование. Разве ты не по доброй воле, мой дражайший Тернер, променял созерцательную жизнь ученого на функциональную деятельность государственного служащего? Так конструируй. Заставь свои версии работать, и де Лиль назовет тебя подлинной личностью».
Сначала понедельники. Понедельники предназначены для приглашений на приемы в рестораны. Причем предпочтение отдается шведскому столу, как сказал ему по секрету за обедом де Лиль. Потому что тогда не приходится возиться с проблемой правильной рассадки гостей. По понедельникам играются матчи на выезде. Англичане играют против всяких цветных и черномазых. Новая разновидность рабства. Хартинг по сути своей был человеком из второго дивизиона. Малые посольства. Посольства со слишком тесными гостиными. Но команда класса «Б» тоже по понедельникам играла на выезде.
– …А если будет девочка, как полагаю, нам придется нанять няню из числа цветных. Своего рода аму
[14]. Она сможет дать ребенку хотя бы основы начального образования.
