Как бы то ни было, связав себя с человеком, аргус обрекает себя на вечное изгнание. Эту связь невозможно разорвать, а человек не может жить в мирах, населенных аргусами.
– Почему?
Оказывается, я говорил вслух. У меня образовалась такая привычка за годы глубокого поиска.
– Там темно. Абсолютный, полный мрак. Человек мучается. И если аргус с человеком в связке, он тоже мучается. Такая связка обречена.
– А аргусы как же без света?
– Они видят силовые поля.
Поэтому мы не конкурируем за пространство. Симбиоз, взаимовыгодный симбиоз. Аргусы показывают нам червоточины. Находят для нас миры. А мы на своих кораблях доставляем их в области, для человека все равно непригодные… Темные области Вселенной, куда без помощи наших летательных аппаратов они проникнуть не могут.
– Когда человек и аргус в связке… – она запнулась, – аргус чувствует то же, что и человек?
– Ну да. До какой-то степени.
– Значит, когда мы… когда ты…
– Послушай, – сказал я как можно убедительней, – собаки тоже чувствуют. И кошки. Связь с аргусом – просто доведенный до предела контакт между человеком и животным. Или человеком и человеком.
То, что я говорил, было логично и правильно, но она все равно заплакала. И когда я начал ее утешать, расплакалась еще сильнее. По-моему, это с женщинами бывает.
У порога аргус вздрагивал и всхлипывал во сне.
* * *
Березовые поленья пахли именно так, как и должны пахнуть березовые поленья. Как я себе это и представлял. Темные верхушки елей на противоположном берегу отражались в озере. На воду, хлопая крыльями, села утка, за ней протянулся длинный, темный, расходящийся след.
Стало ощутимо прохладно. Я потянулся за курткой, и в это время пискнула «болтушка».
– Дорогой, – сказал голосок, тоненький, словно комариный. – Ты слышишь меня, дорогой?
– Да, – я машинально удивился нелогичности вопроса; ну как я мог ее не слышать?
– Я задержусь. Немножко. Мне надо встретиться с заказчиком, а он задержался, и я…
Они все так много говорят, когда можно обойтись двумя словами?
– Понятно. Когда соберешься назад, позвони мне. Я разогрею ужин.
– Да, – я слышал, как она прерывисто дышит, и подумал, что сейчас она, наверное, кусает губы, – дорогой?
– Слушаю.
– Должен приехать один человек. Мой двоюродный брат. Мы с ним встретились в городе, и я его пригласила к нам. Неловко отменять.
– Да? – я впервые слышал о каком-то двоюродном брате. И о том, что она пригласила его к нам.
– Я постараюсь поскорее, но он, наверное, приедет раньше. Прими его, хорошо?
– Конечно. Не вопрос.
Я пошевелил щипцами угли в жаровне.
Аргус поднял голову, принюхиваясь к запахам леса и озера. Ему тут нравилось. Я это чувствовал. Потому что такого покоя, такого бездумного удовольствия давно уже не испытывал. Вот только этот родственник…
Солнце уже снижалось над елями, когда над просекой скользнула его «букашка». Яично-желтого, веселенького цвета.
Родственник оказался невысоким, с бесцветными волосами, совсем на нее не похож. Особенно в профиль.
– Добрый вечер, – сказал я. – Жена сказала, что немного задержится.
– Я знаю.
Он легко перепрыгнул через ступеньку и пододвинул второе кресло поближе к жаровне. Аргус повернул в его сторону безглазую голову, потом вновь уронил ее на лапы.
Гость в свою очередь скользнул по нему рассеянным взглядом.
– Чаю? – спросил я. – Кофе?
– Не хотел бы мешать, – сказал он, – что вы обычно делаете вечером?
– Ничего. Сижу. Смотрю.
Вообще-то я хотел подновить ограду вокруг дома, но все равно уже темнело.
– У вас тут красиво, – сказал он, – впрочем… зимой должно быть, холодно?
– Мы и не собираемся жить здесь зимой. Это летний коттедж. Зимой тут наверняка снегу по колено.
– Тут поблизости есть деревня.
– Да, и там все вполне благоустроенно. Но я предпочитаю жить на отшибе.
– И жена не возражает?
Я поглядел на него.
– Она вам жаловалась?
– Нет. Но я подумал… женщины не приспособлены к затворничеству.
Она знала, за кого выходила замуж, подумал я. Или… не знала?
– Она ездит в город; там у нее какой-то женский клуб. Или кружок. Я ничего в этих делах не понимаю, но мы специально так подгадали, чтобы до города было не больше часу лета «букашкой». Чтобы с одной стороны – дикая местность, с другой – все-таки поблизости цивилизация.
– Таких мест сейчас на Земле много.
– Да.
– Здесь должна быть хорошая рыбалка.
– Да, – сказал я, – наверное. Но мы возим продукты из города.
– Тут дело не в недостатке калорий, – возразил он, – а в азарте.
– Я не азартен. Человеку пора бы привыкнуть к тому, что можно прокормиться, никого не убивая.
– Даже рыбу?
– Даже рыбу.
– Боретесь с первобытными инстинктами, а?
Я пожал плечами.
– Так чай или кофе?
– Пива у вас нет?
– Нет. Спиртного я не держу.
– Вот как? Почему?
– В глубоком поиске сухой закон, я как-то отвык… потом… Аргус не выносит спиртного.
– Наверное, с этого и следовало начать, – он задумчиво поглядел на аргуса, которого совсем накрыла тень от крыльца, – надо же. Никогда не видел их вблизи. Они разумны, как вы полагаете?
– Не знаю.
– Кому знать, как не вам. Вы же с ним в постоянном контакте.
– Я улавливаю в основном эмоции. А ведет он себя – ну… примерно, как собака. Я где-то слышал, что у взрослой собаки в принципе довольно высокий интеллект.
– Я думал, вы видите его глазами. Ну, не глазами, что там у него.
– Только при погружении в червоточину.
– Я-то полагал, что это разумная раса. Как-то же они смогли договориться с человечеством.
– Это могло быть на уровне смутных образов, эмоций… Я даже не знаю, как он относится ко мне. Знаю, что без меня он больше не способен существовать, но вот как относится? – я беспомощно пожал плечами.
– Вы еще не старый человек, – он бесцеремонно разглядывал меня. – Что заставило вас уйти из разведки? Травма? Катастрофа?
– Рефлексы. В червоточинах корабль слепнет. И маяки приходится ставить вручную. Никакой автоматики. Кстати, признавайтесь, вы тут неслучайно? Вы никакой не родственник? Психиатр?
