Жители Земли. Они поставили на вокзальной площади памятник человеку с аргусом. Памятник им любить легче.
– Ты лучше умойся, – сказал я, – нам надо идти.
– Я хочу пить! – она шмыгнула носом.
– Так ведь вот озеро.
– Но вода… она же грязная.
Это было ледниковое озеро, спящее в гранитном ложе, относительно чистое. Так я ей и сказал.
– Наверняка в ней плавают какие-нибудь микробы.
– Да. И свирепые, страшные коловратки.
Она попыталась улыбнуться. Опять вытерла слезы ладонью. Потом опять всхлипнула.
– Почему они это сделали? Почему?
– Чужаков не любят. Мы для местных жителей – чужаки. Вот и все.
– Но… вот так?
Это вроде лейкоцитов, хотел сказать я, они ощущают инородные частички, попавшие в кровеносное русло. И уничтожают их. Человек в связке с аргусом, сказал староста, больше не человек. И деревня постаралась вытолкнуть инородное тело. Когда это не удалось, она его уничтожила. Простой механизм, примитивная реакция. Лейкоцит – та же амеба. Ну, почти та же…
Ты сама купила пистолет, хотел сказать я. И выбрала дом с подполом. Чтобы было куда укрыться, когда я превращусь в инопланетное чудовище.
Поэтому я ничего не сказал. Просто погладил ее по плечу. Аргус немедленно ткнулся мне под руку. Ревнует?
Она поглядела на аргуса, словно увидела его в первый раз.
– А он симпатичный, – сказала она удивленно, – похож на собаку. У меня когда-то была собака. Вот только это ужасно, когда нет глаз.
– Тем не менее он видит. Только по-другому. Не так, как мы.
– А… меня? Как он видит меня?
– Как скелет, поросший светящимся пухом, – безжалостно сказал я.
– Ужасно, – повторила она. И тут же обеспокоенно поглядела на меня.
– А ты?
– Ты красивая, – сказал я, – у тебя светлые волосы. Серые глаза. И распухший красный нос.
Она опять попыталась улыбнуться.
Над озером плавали волокна тумана. Сейчас они поднимутся, и мы окажемся в молоке.
– Надо идти, – сказал я, – иначе нас накроет туманом.
– Ты вызвал спасателей? – она постепенно приходила в себя и начала мыслить рационально.
– Вызывал. Но вызов не прошел.
– Почему?
– Ретранслятор в деревне. Или поблизости. Они что-то сделали такое…
– Разве это возможно?
– Возможно. Просто обычно… никто не задается такой целью.
– Разве они сами не вызовут спасателей? Чтобы отвести от себя подозрение?
– Сначала они побывают на пепелище. Чтобы уничтожить следы поджога. Я предпочел бы не возвращаться.
Гибель ныряльщика и его аргуса – такое замечательное, из ряда вон выходящее событие, что репортеры вцепятся в него мертвой хваткой. Наверняка они примут меры, чтобы все выглядело как несчастный случай, или что я, свихнувшись, сам сжег себя, и аргуса, и ее, потому что так и не сумел наладить свою жизнь по-человечески. Полагаю, в деревне будут говорить, что я с самого начала вел себя странно, и староста, который видел меня последним – зашел проведать по-соседски, чтобы убедиться, что со мной все в порядке, – это подтвердит. Но для этого я не должен остаться в живых.
* * *
Не уверен, производят ли сейчас капканы – этот был либо самодельный, либо куплен на антикварном черном рынке… Там же, где ее пистолет.
Кто-то здесь играл в охотника – замечательное занятие, помогающее убить время не хуже любительского театра.
Меня списали из-за того, что у меня притупились рефлексы.
Нет, дело не в этом.
Просто я все еще не был готов к тому, что на Земле может быть опасно. Просто Земля оказалась для меня совсем чужой. Столько раздражителей, столько запахов, такая сложная среда. Ничего общего с металлом и пластиком, с пультом управления и мониторами. Воздух, вода, деревья, мох, валуны, сухие ветки, палые листья… И капкан.
Неужели это я так вою? Нет, это аргус. Когда в глазах прояснилось, я увидел его, он выл, припав на передние лапы.
Она трясла меня за плечи. Я перевел дыхание.
– Не трогай, я сам.
Я с усилием развел дуги и освободил ногу. На кого кто-то из этих милых людей поставил этот капкан? На кабана? Здесь водились кабаны. И не только кабаны, волки наверняка тоже водились. Весь этот озерный край был одним сплошным заповедником. После того, как большая часть человечества расселилась по мирам, которые открыли им аргусы…
Аргус больше не выл, он тихонько всхлипывал. Она тоже.
Я велел ей не смотреть, поскольку не знал, как она ведет себя при виде открытых травм, а сам прощупал поврежденную стопу. Несколько плюсневых костей раздроблено. Мягкие ткани размозжены.
Я плотно перевязал ногу; это все, что я мог сделать, боль толчками поднималась от стопы до паха, на зубьях капкана наверняка осталось гнилое мясо… какое-нибудь несчастное животное. Бессмысленные, бесполезные убийства, до ближайшего города час лету, а там в любом супермаркете можно купить все, что душе угодно… Или, что еще проще, заказать, не выходя из дома.
Аргус ткнулся мне мордой в плечо; я потрепал его по голове, мне почти совсем не больно, это просто травма, ее вылечат в любом медпункте, просто надо добраться до любого населенного места, вот в этом все и дело.
Идти я больше не мог.
Я попробовал активировать «болтушку». Глухо.
Я даже обрадовался – по сигналу нас наверняка отследили бы милые любители самодеятельного театра.
– Что делать? – растерянно сказала она.
– Ничего, – я огляделся, – если ты найдешь палку покрепче, я попробую идти.
Но стоило лишь мне встать, в стопу точно воткнули раскаленный штырь. Аргус вновь коротко взвыл.
– Ничего не поделаешь.
Я сел, прислонившись спиной к поросшему мхом стволу.
Совершенно тупиковая ситуация.
Вот, мы остаемся здесь, все втроем. Рано или поздно нас находят. Вряд ли спасатели. Скорее, театралы. Тем более этот капкан же время от времени ходят проверять. Такой любитель простой жизни, получающий постыдное сладенькое удовольствие, наблюдая, как мучается несчастное, пойманное в железные челюсти животное.
Говорят, лисы, попавшие в капкан, отгрызают себе лапки. Только чтобы прекратилась эта ужасная, непонятная боль. Но этот капкан был не на лису. Скорее, на более крупного зверя.
Что этот тип делал с добычей? Разделывал ее где-то в укромном месте, а потом звал соседей на барбекю?
Я подумал, что это хобби вряд ли подлежало уголовному преследованию; людей на Земле сейчас не так уж много, и особенно навредить сбалансированной экосистеме они не в состоянии. В сущности, вся Земля – сплошной заповедник. Или туристский центр.
