– Вроде нет.
– Тем не менее… – он подобрал полы мантии и стал выбираться из-за конторки. Все мы двинулись за ним по коридору, тени наши бежали впереди, и тень Мерлина была выше всех. Ланселот держал ладонь на рукояти меча: он понимал, что его государю угрожает опасность, но не понимал откуда. Мне было жаль его.
Аппаратная располагалась в подвалах. Во всяком замке есть подземелья, Камелот не исключение. По стенам изгибались светящиеся трубки. Пол здесь тихо вибрировал: атомное сердце замка – энергостанция – работало по-прежнему.
Мерлин, что-то бормоча себе под нос, сдвинул массивную панель и нырнул в хаос труб и переходников.
– Ну что? – спросил я.
Он повернул голову на сто восемьдесят градусов и поглядел на меня через плечо, неподвижный, точно чучело совы.
– Государь, нам надо поговорить. Наедине.
Я оглянулся на Ланселота.
– Выйдите, – велел я, – оба.
Мордред, казалось, заколебался, потом двинулся вперед ленивой походкой. Дверная панель за ними скользнула в пазы. Сразу стало трудно дышать. Нет, это опять самовнушение.
– Ну? – спросил я.
Мерлин все сделает. Просто обязан. Он же мне как отец.
– Это не поломка, государь. Это диверсия.
– Что?
– Кто-то разворотил патрон с катализатором. И залил катализатор какой-то дрянью.
– А запасной? Должен же быть запасной?
– Должен, – согласился Мерлин, – но его нет.
– Но это же… нелепость. Кому бы пришло такое в голову?
– Мордреду. Он твой враг.
– Мерлин, Мордред от этого ничего не выиграет!
– Если он наденет свой гермокостюм и выйдет из замка, то доберется до модуля и выживет. А потом вернется. И заменит патрон. Не дай ему ускользнуть, государь. Тогда он не сможет исполнить задуманное.
Я молчал. Сердце билось, казалось, прямо о ребра, вялое, дряблое сердце сисадмина, перед глазами плыли багровые пятна. Потом сказал:
– Ладно.
Есть вещи, которые никто не способен сделать, кроме меня. Никто никогда не озаботился тем, чтобы блокировать доступ к системам жизнеобеспечения, потому что это, если вдуматься, нонсенс. Но да, есть нечто, что способен сделать только я.
Я повернул кабошон в перстне. Здесь, в подвале, было тихо, но я знал, что там, наверху, с грохотом опускаются решетки и смыкаются металлические створки ворот. Камелот превращается в неприступную крепость.
– Мне очень неприятно, государь, – тихонько сказал за моей спиной Мерлин, – но тебе пришло время явить свою королевскую власть. Ибо решить, как поступать дальше, дано только тебе.
Я вышел из аппаратной, и тьма смыкалась у меня за спиной.
– Отойди, Ланселот, – велел я.
Мерлин покосился на меня своим желтым глазом, но ничего не сказал.
– Мордред, – сказал я, глубоко вдохнув, – твоих рук дело?
– Что? – тут же спросил он.
– Если не заменить патрон, мы погибнем. Оба.
– Да ну?
– Думаешь, ты сможешь выбраться отсюда? Я заблокировал выход. Тебе некуда деваться, Мордред, или как там тебя…
– Мордред, – сказал он.
Я покосился на Ланселота. Он стоял в отдаленье, опершись на меч, неподвижный, точно серебряная статуя.
Мордред тоже поглядел на Ланселота. Усмехнулся.
– Почему ты так уверен, что это – я? А вдруг – он?
– Что – он?
– Решил извести тебя. Ну и меня заодно. Он ведь вожделеет к королеве, твой Ланселот! Если мы погибнем, она будет его.
– Мордред, – сказал я, хватая воздух ртом, – это полная чушь. Андроид не может поднять руку на сисадмина.
– А ты – сисадмин? Не король Артур?
– Я… Рыцарь не может поднять руку на короля!
– Ага, значит, ты король. Ну так подумай сам. Он ведь и не поднял на тебя руку! Но если ты король Артур, а он – Ланселот, что ему мешает повредить некую мелкую деталь, ничего не значащую… ибо у настоящего короля Артура не было никакого патрона с катализатором, а следовательно, и ты в нем не нуждаешься!
Ланселот мог это сделать только в одном случае, подумал я, если он безумен. Сбой базовой программы и означает безумие. Ланселот – безумен? Чушь, это я безумен.
Да, но он видел Грааль.
Да, но Мерлин ничего не обнаружил.
Тем не менее, он видел Грааль…
– Мордред, – сказал я, – зачем ты показал им чашу?
– Ищешь злой умысел, государь? Ну да, есть немножко. Уж больно они меня достали, твои рыцари! Я же одинокий охотник, тишину люблю, а они тут слонялись такой толпищей… А ты никак не решался их отправить, потому что боялся меня, разве нет? Я и начал потихоньку их обрабатывать – отлавливал поодиночке и рассказывал, какой замечательный этот Грааль, пока не накрутил их так, что они рванули, чуть я им подвесил эту картинку… А ты думал, я хочу втихую разделаться с тобой, так ведь?
– Ну…
– Говорю, спроси своего Ланселота.
Газы, скопившиеся в кишечнике, распирали мне брюшину и мешали дышать. Вот пакость.
– Ланселот – мой лучший рыцарь!
– Так оно обычно и бывает, мой король.
Мерлин стоял в тени за моим плечом. Ланселот – за плечом Мордреда. И не сводил с него глаз. Белый, серебряный, неподкупный Ланселот.
– Ланселот! – сказал я.
Он повернул голову.
– Ежели ты что взял отсюда, – я облизал пересохшие губы, – то возврати в целости. А потом забирай мою королеву и уходи!
– Но… – он поднял руки, по-прежнему сжимающие рукоять меча, и прижал их к груди. – Я ничего… я даже не… спускался сюда.
Он говорил с запинкой. Сшибка мотиваций.
– Мой государь, – тихо произнес у меня за спиной Мерлин.
– Ланселот, тебе правда лучше уйти. Ведь если вернутся рыцари, они не простят тебе измены.
– Рыцари не вернутся, мой государь, – тихо сказал Ланселот.
Ах да, я же сам… Они не смогут проникнуть внутрь, пока я не открою крепость. Так и будут топтаться у закрытых ворот.
– Они нашли Грааль.
– Что?
– Мне был голос… Персиваля… пока вы с Мерлином пребывали в подземелье…
(Ну да, подумал я, аппаратная же экранирована, он, наверное, пытался пробиться ко мне, но не смог, разве что… разве что Ланселот все выдумал, но нет, глупости, Мерлин прав, они не умеют врать, разве что он все-таки неисправен, но Мерлин говорил, он в порядке, помоги мне святой Георгий, у меня все путается в голове.)
– И Персиваль сказал, что он постиг его и это прекрасно. И он взял всех остальных и ввел их… поднял их… и они теперь там, все они. Я так и думал, государь, если кто и сможет задать правильный вопрос, то это Персиваль. Потому я и… не воспрепятствовал, когда вот этот жалкий шут, – рука в стальной перчатке указала на Мордреда, – показал нам это жалкое подобие.
