– В любой конторе на побережье уверены, что здесь, в лесах, полно сокровищ и затерянных городов. Но это просто сказки, которые клерки рассказывают друг другу. Красивые сказки.
– Но вы же куда-то шли!
Молодой человек нахмурился, опустил глаза и стал вертеть в руках ложку. Он пробормотал:
– Я шел не куда, а откуда.
– Понимаю, – настаивал лорд Аттертон, – но…
И смолк. Отец Игнасио в ужасе смотрел, как под простыней, укрывающей плечи и грудь юноши, что-то забилось, точно пойманная птица.
– Город есть, белый человек…
Голос был пронзительный и высокий, и путешественник непроизвольно отшатнулся.
– Много хижин, больших хижин… вы ведь это называете городом? Мертвых хижин! Там, где озеро, и арки над водой, и скалы, и подземные гроты, и громадные каменные люди… Все застыло, все ждет… мертвое. Пустое.
– Да, – кивал лорд Аттертон, – да.
– Ты лжешь, отродье нечистого, – сказал отец Игнасио.
– Хочешь увидеть его, пришелец? Пойдем. Пойдем туда, и я покажу тебе…
– Нет! – Молодой человек встал, стягивая руками простыню на груди. – Нет! Я никуда не пойду. Я еще слаб! Видишь? Видишь?
Он, продолжая одной рукой стягивать у горла простыню, вытянул другую вперед. Рука так и ходила, пальцы тряслись.
Путешественник нерешительно оглянулся на отца Игнасио. Тот молчал.
– Э… – лорд Аттертон сделал робкий шаг вперед, – так где?
Молчание.
Юноша вновь опустился на табуретку.
– С ними… с ней… нет, – пробормотал он.
– Пойдемте, друг мой, – вздохнул отец Игнасио, – ни к чему его больше тревожить.
Молодой человек сидел неподвижно, голова его поникла, казалось, он впал в транс.
Ричард Аттертон топтался у выхода, потом осторожно отодвинул полог – насекомые на нем вновь зашевелились, царапая ткань крохотными лапками. Вокруг стоял удушливый запах гниющих плодов, плесени, сырой земли…
– По крайней мере, я теперь знаю, – сказал лорд Аттертон. – Я не ошибся. Город существует.
Несколько белых бабочек, оторвавшись от полога, кружили около его лица.
* * *
Он ворочался на жесткой койке. Постель была сырой, воздух – неподвижным и горячим.
Грех думать так, но лучше бы он согласился уйти с ними, этот несчастный.
Мерзкая тварь их нарочно дразнит! Почему так путается в голове? Эта все лихорадка, да еще эта духота… Совершенно нечем дышать…
Нечем дышать?
Его подбросило на койке.
Под потолком лениво вращались белесые клубы дыма.
Он торопливо оделся и выбежал наружу. Часовня пылала, и госпитальный барак – тоже, огненные змейки ползли по бревнам, шипели и рассыпались искрами.
Остальные уже были здесь; они стояли, озираясь. Отец Игнасио сморгнул слезы; три колеблющихся в жарком мареве фигуры…
– Мэри! – крикнул он и закашлялся. – Мэри…
– Она там, – сказала тьма за его спиной.
Старик сидел на корточках под дождем, дождь блестел на его плечах, на коленях…
Госпиталь горел, словно его стены были из соломы. Но ведь дерево так пропиталось водой… Лампа? Кто-то опрокинул лампу? Вспыхнули запасы пальмового масла, которым он заправлял лампады? Спирта, которым он обрабатывал раны?
Из-под крыши вырвался сноп искр, одна из балок переломилась пополам и провалилась внутрь.
– Мэри! – он воздел кулаки в бессильном отчаянии.
Она бросилась туда, к нему. Спасти? Найти у него защиту? Умереть вместе с ним?
– Отойдите, святой отец!
Ричард Аттертон решительным движением обмакнул куртку в бочонок с дождевой водой, набросил на голову наподобие накидки и ринулся в пламя.
Белая стройная женщина с развившимися волосами рванулась следом, он удержал ее за локоть.
Она попыталась вырваться с неожиданной силой, потом обмякла и теперь стояла рядом, шепча что-то и кусая костяшки пальцев.
– Он выберется, сударыня. – Томпсон аккуратно сворачивал тюк с пожитками, карабин у него за плечами блестел вороненым стволом.
Огненный крест вспыхнул на черном небе над часовней, потом погас.
– Вот они, боже мой, боже мой! – всхлипнула Элейна.
Она бежала навстречу, оступаясь и оскальзываясь в грязи.
– Ричард! Господи, я уж подумала…
– Все в порядке дорогая. – Лорд Аттертон поддерживал молодого человека под руку. – Как вы себя чувствуете, Арчи?
– Я… не беспокойтесь. Я могу идти.
Мэри тоже стояла рядом, жадно хватая ртом воздух; рука Арчи закинута вокруг ее шеи, она, видно, пыталась в дыму дотащить его до выхода, когда на них наткнулся Аттертон. Никто не обратил внимания, когда она отошла и встала, прислонившись к дереву.
Отец Игнасио подошел к девушке и опустил руку ей на плечо. Ее белая косынка была черной.
– Как ты себя чувствуешь, милая?
Она поглядела на него отсутствующим взглядом, потом всхлипнула. На лице ее лежали отсветы пламени. Когда она провела рукой по лицу, стирая пепел, он увидел, что вместе с пеплом с лица ушли брови. Ресницы порыжели и съежились.
– Почему так? – всхлипнула она. – Почему?
– Не знаю, – он вздохнул. – Возможно какое-то животное… Возможно, туземцы. Стрелы, обернутые горящей соломой, что-то в этом роде.
И тут же понял – она не об этом. Она из тех, кого не любят, подумал он. Никто. Никогда. Что бы они ни делали, как бы ни старались… Их просто не замечают, а если и замечают, пожимают плечами и отворачиваются. Бедняжка… Это не поправишь, это от рождения. Судьба.
– Ты молодец, – сказал он, – ты спасла ему жизнь. Отважная девушка.
Она вновь прерывисто всхлипнула.
Он покачал головой. От миссии почти ничего не осталось. И все же нас не ограбили, подумал он, не убили – бывало и такое. Он крепче сжал плечо девушки.
– Пойдем, моя дорогая, – сказал он, – пойдем, тебе надо умыться.
* * *
– Похоже, – сказал Ричард Аттертон, – наши споры разрешились сами собой. Теперь нам ничего не остается, как двигаться вперед.
Они сидели на наскоро постеленном помосте, под наспех собранным навесом из пальмовых листьев. Здесь же громоздились скудные пожитки – все, что удалось спасти в развалинах, где грязь мешалась с пеплом.
– Вперед? – отец Игнасио покачал головой. – Нет… делайте, что хотите, но мы с Мэри возвращаемся.
Он невольно перевел взгляд на обгоревшую часовню – вернее, на то, что от нее осталось: стена, чернеющая на фоне леса.
