Они видели деревья, сплошь затянутые паутиной, точно полупрозрачным шатром, в котором шевелились смутные черные пятна. Они прошли мимо огромных, выше человеческого роста муравейников. Мимо раздутых, точно изуродованных слоновой болезнью стволов. И наконец они увидели болото, издали казавшееся зеленым лугом, кое-где торчали пучки деревьев.
Ричард Аттертон указал затянутой в перчатку рукой:
– Тропа!
И верно, тут была тропа; вернее, след, словно оставленный гигантским слизняком. Ноги здесь до колен проваливались в бурую слизь, но это был единственный путь – по бокам тропы простиралась трясина. Точно пальцы утопленников, тянулись из нее на поверхность белые и синие кувшинки. Над трясиной стоял неумолчный звон москитов, отец Игнасио ударил себя по руке – на тыльной стороне кисти осталось красное пятно.
– Не нравится мне это место, – негромко произнес Томпсон, – туземцы верят, что в таких местах живет дьявол.
Отец Игнасио поспешно перекрестился.
– Спаси нас Господь, – пробормотал он.
– Черные оставляют ему еду и бусы… Подарки. Тогда он пропускает их, а если ничего не дать – забирает себе. Так они говорят.
– Я не стану дарить подарки нечисти, – сквозь зубы сказал отец Игнасио. – А если кто из вас попробует – прокляну!
– Но тогда… – прошептала сестра Мэри, – мы все погибнем?
– Сестра Мэри! – изумленно воззрился на нее отец Игнасио.
– Я не верю в водяных дьяволов, – сказал Ричард Аттертон. – Полагаю, это какое-то крупное животное.
– Что не лучше, – Томпсон обшаривал водяную гладь яркими синими глазами.
Ave María, grátia plena, Dóminus tecum. Benedícta tu in muliéribus et benedíctus fructus ventris tui Jesus. Sancta María, Mater Dei, ora pro nobis peccatóribus nunc et in hora mortis nostræ.
Отец Игнасио шептал почти беззвучно, ноги его утопали в бурой слизи, руки и лицо изъедены москитами, веки вспухли. В глубине болота колыхалось нечто – то ли пузыри газа, всплывающие со дна, то ли обломок дерева… По бокам тропы зеленели островки травы, но когда он попытался ступить на такой, тот просто ушел в воду под ногой. Перед лицом отца Игнасио на миг возникла собственная тень на поверхности воды, окруженная ореолом из лучей.
«Amen», – заключил он громко и отпрянул.
– Что там? – спросила Мэри.
– Ничего, – отец Игнасио выпростал ногу из спутанных водяных растений, – ничего.
Тропа начала забирать вверх, кувшинки исчезли, зато вокруг вспыхнули огоньки тигровых лилий. Интересно, кто ее проложил, думал отец Игнасио, и, главное, зачем. Здесь ведь поблизости нет никаких поселений.
Теперь, на возвышении, стало видно – то, что он принимал за синий клочок неба с редкими облаками, оказалось водной гладью, простиравшейся до самого горизонта. Облака на самом деле были островками с купами темных деревьев.
– Вот оно! – Ричард Аттертон стоял, полной грудью вдыхая влажный воздух. – Озеро! Огромное озеро, сердце этой земли!
Берег уходил в обе стороны гигантским полукружием.
– Мы можем устроить здесь стоянку, – предложил Томпсон.
– Нет, – сказал Ричард Аттертон, – нет. Мы пойдем… Где этот город, Арчи? Где скалы? В какой стороне?
Арчи вздрогнул как от удара.
– Не знаю, – проговорил он, – это не я… это он… Я никогда здесь не был. Он знает.
– Тогда пусть скажет, – Аттертон повелительно поглядел на Арчи, даже не на Арчи, на его грудь, трепещущую под грубой тканью.
Молчание.
Аттертон извлек из своего тюка со снаряжением бинокль и оглядел побережье.
– Там! – сказал он наконец.
Отец Игнасио уставился дальнозорким старческим взглядом, но увидел лишь что-то белое, уходящее в синеву озера.
– Скалы, – пояснил Томпсон, которому не нужен был бинокль, – белые скалы. Там наверняка пещеры, вымытые водой, и все такое.
Скалы возвышались над водой и отражались в ней, вода вымыла в них причудливые проемы, ветер вырезал в скалах рельефы, драконы и горгульи проступали и тут же расплывались, теряясь в мешанине выступов и впадин.
– Мы можем бродить по берегу хоть год, – Томпсон пожал плечами, – разве только… эта тварь знает, где это место, верно?
– Если его спросить, – задумчиво проговорил Аттертон, – заставить заговорить. Спросите его, Арчи.
– Он говорит, только когда хочет, – виновато сказал молодой человек. – Очень редко.
– Где? – Аттертон повысил голос, повелительно глядя на скрытую под тканью выпуклость на груди юноши. – Где?
Они замолчали. Ветер свистел в песке, крохотные волны с шорохом набегали на берег, лениво перекатывая пучки гнилой травы.
Аттертон стиснул челюсти так, что под кожей проступили очертания черепа. Взгляд его резал как нож.
– Надо спросить его напрямую, – сказал он тихо. – Напрямую.
Он сделал шаг по направлению к юноше и вновь застыл в задумчивости.
– Не делайте этого, – сказал отец Игнасио.
Аттертон поглядел на него холодным бешеным взглядом.
– Даже не пробуй помешать мне, старик, – сказал он. Раскрытой ладонью он толкнул священника в плечо, и тот с размаху сел на песок, беспомощно ловя воздух раскрытым ртом.
– Томпсон!
Томпсон с готовностью обернулся.
– Помоги мне отвести его в заросли.
– Нет! – жалобно вскрикнул юноша. – Нет! Не надо!
– Ричард, – тревожно сказала леди Аттертон.
– Не вмешивайся, дорогая, – Ричард Аттертон сурово покачал головой, – сейчас не вмешивайся.
Он неуклонно подталкивал молодого человека к зеленому частоколу ветвей. Тот, обернувшись, крикнул:
– Нет, Элейна! Не ходи сюда! Не смотри.
Томпсон следовал за ним с карабином наперевес.
* * *
– Боже мой, – шептала леди Аттертон, закрыв лицо руками, – боже мой!
Из зарослей донесся пронзительный, режущий, нечеловеческий визг.
– Что они там делают?
– Отец Игнасио! – Мэри вцепилась ему в рукав, и он, кряхтя, поднялся. – Отец Игнасио, умоляю вас! Во имя Господа! Прекратите это. Не давайте им…
– Испытывать этого демона?
– Но они не испытывают демона. Они мучают человека. Отец Игнасио…
Двое сильных мужчин, думал отец Игнасио, направляясь к зарослям, а я уже старик. И потом… разве эта тварь не заслужила?
Томпсон держал молодого человека за руки, прижимая его к стволу гигантского дерева, а Ричард Аттертон стоял, наклонившись над ним; отцу Игнасио была видна лишь его согнутая спина.
