И врачеватели мы, богом избранные вместо себя, дабы защитить чад своих неразумных от окончательной гибели. Возлюбленные братия – соратники мои в нелегком деле спасения душ паствы, возрадуемся же великому Дню! Пусть дарует нам Дориман богатство силы своей и духа для созидания нашего вечного спасения душ, для трудов наших на благо Дорим-Аверона! Путь искупления тяжек, но светел и радостен итог! Сегодня… – сделав это маленькое вступление, раздухарившийся Авандус, на щеках которого появилось даже некое подобие румянца, как раз собрался перейти к облечению проклятых оборотней с радужными глазами и методичному запугиванию паствы, но открыл рот и не смог издать ни звука.
Лукас довольно улыбнулся, уверяясь в том, что заклятие избирательных изречений действует отлично (архижрец был более не способен сказать ни одного худого слова о драконах), и тихонько кашлянул.
Тут же, расталкивая собратьев-покровителей провинций, маленьким мячиком подскочил со скамьи Форо из Мануа и завопил как оглашенный, голос у толстенького жреца оказался не слабее авандусовского:
– Хвала Дориману! Славим Великого и в сей час и вечно!
Привычный к бесконечным напыщенным речам Авандуса и совершенно не надеявшийся на столь быстрое окончание «экзекуции», народ приятно удивился, но моментально сориентировался, подхватил знакомые слова и принялся с упоением их скандировать. Жрецы и дворяне, выдрессированные постоянными молитвами, механически подхватили.
– Великолепно! – восхищенно крикнул Лукас онемевшему архижрецу, все еще стоящему и тщетно пытающемуся заговорить. – Звучно, очень убедительно, вдохновляюще, оригинально и кратко! Я, знаете ли, ожидал традиционно бесконечных, всем давно надоевших угроз и обличений уже приговоренных грешников, это так скучно и старо, а вы же поделились с людьми своей радостной истовой верой! Дали им ощущение праздника!
Авандус гневно сверкнул глазами, все-таки сел и издал еле слышное жалкое шипение умирающей гадюки.
– О! – Речь мага сразу стала более тихой, прибавилось сочувствующих интонаций. – Вы переволновались и сорвали голос, архижрец. Но хорошо, что успели закончить столь чудесную речь. Не иначе как сам Дориман даровал вам силы! А за связками последите, не следует их перенапрягать! На ночь пару яичек взбейте с коньячком и медом! Очень рекомендую!
Жрец мрачно уставился на скандирующую толпу, чтобы посланец богов не прочел в его глазах рекомендаций относительно того, куда он может засунуть свои идиотские рецепты. Но устраивать прилюдный скандал, подрывающий авторитет церкви и свой лично, Авандус не решился, зато крепко пообещал себе, что этот идиот, дружок проклятого Дрэя обжора Форо, доживает последний день в качестве жреца-покровителя Мануа.
Как только славословия в честь Доримана в прозе поутихли, Форо, не давая людям опомниться, снова закричал, словно пребывая в религиозном экстазе:
– Воспоем же хвалу Великому!
Массы с горячим энтузиазмом откликнулись на это провокационное предложение подрать глотки еще немного и грянули нескладным, не чета тренированным жрецам, проводившим регулярные спевки на каждом Собрании, но очень дружным и вдохновенным хором:
– Славься, владыка…
Дворяне и жрецы снова их поддержали, опасаясь последующих обвинений в вероотступничестве. С чего это толстяк Форо раскомандовался, никто не знал, но раз молчал Авандус, наверное, так и было задумано. Площадь сотряслась от рева тысяч глоток.
«Надеюсь, гимн будет один, – борясь с сильным желанием зажать уши руками, с надеждой подумала Элька. – Больше я не выдержу».
К счастью, гимн, хоть и длинный, куплетов десять, не меньше, в концертной программе праздника оказался единственным. Как только отзвучал последний куплет про вечную славу и силу Доримана, жрецы Очищающие, сторожившие драконов, не дожидаясь ничьих распоряжений, – видно, план проведения мероприятия был заранее согласован со всеми инстанциями, – повернулись к смертникам.
Один из жрецов, чье лицо было скрыто в глубоких тенях капюшона, приблизился к ним и традиционно вопросил в торжественной тишине, в общем-то и не ожидая связного ответа от обычно опоенных коилом смертников и готовясь, как всегда, провозгласить его вместо них:
– Карин и Поль Верне, раскаиваетесь ли вы в неисчислимых грехах своих, душу испятнавших?
– Если есть за нами какой грех, да, мы раскаиваемся в нем, – вдруг не по уставу ответил Поль со спокойным достоинством. Карин кивнула.
– Жаждете ли очищения? – чуть встревоженно спросил жрец на сей раз не столь напыщенным тоном.
– Помыться не мешало бы, – согласился оборотень и, нарушая торжественность мероприятия, поскреб себя где-то под мышкой.
Толпа ахнула, но по ней пронеслись и тихие смешки, и восхищенные шепотки. Как мужественно вел себя этот оборотень!
Жрец-допросчик недовольно дернул головой в капюшоне, нервно велел:
– Не кощунствуй! – и торопливо задал последний вопрос: – Предаете ли себя на справедливый суд Доримана?
– Только на него и уповаем! – радостно воскликнули оборотни, на сей раз строго по правилам игры.
– Пусть же пламя Доримана возьмет ваши тела, но очистит души в горниле своем! – патетично провозгласил довольный жрец и отступил. В чаше на треножнике взметнулся огонь, заплясали язычки пламени.
«Да, не только Лукас знает толк в спецэффектах», – подумала Элька.
Шестеро жрецов Очищающих поднесли свои факелы к чаше и запалили их. Остальные потянулись к паре оборотней с явным намерением развести их по кострам, на каждом из которых легко можно было спалить зараз пяток людей.
– Любимая, верь, мы всегда будем вместе, ничто, даже смерть, не разлучит нас! – вскричал Поль, извиваясь в крепких руках Очищающих.
– Я знаю, любимый! – воскликнула Карин со слезами на глазах. – Я верю! Ты обещал!..
Слушая эту любовную лирику, кто-то в толпе всхлипнул, кто-то высморкался иль закашлялся, люди завздыхали: «Поди ж ты, оборотни, а как любить умеют!»
– Но не пришло еще время нам обращаться в тлен! Дориман! Спаси нас, яви свою силу! – завопил мужчина.
– К тебе чада твои взывают! – поддержала его жена, возводя к небу сияющие глаза. – Не о милости, но о справедливости молим!
В небе что-то оглушительно грохнуло, словно взорвалась разом сотня петард, развернулась огромная радуга, пронесся сумасшедший ветер, пахнущий грозовой свежестью, морской солью и лесными травами. Он затушил разом огонь в чаше и факелы в руках жрецов, вырвал из их рук оружие и бросил наземь, разметав самих служителей, словно листья. На самой большой куче дров, припасенной для последнего костра оборотней, в ослепительно-радужном ореоле явился ОН – бритоголовый высоченный полуголый мужчина с огромными черными бровями, прекрасно знакомыми каждому, кто хоть раз заглядывал в храм.
Сурово насупившись, он обвел пронизывающим черным взглядом замершую, забывшую, как дышать, трепещущую от явленного чуда толпу.
