– Бей давай! Нечего ждать! – приказал Литке.
Поскольку он никак не конкретизировал свою команду, огонь открыли сразу четыре космодесантника: Тополь, Щенин, «танк» и Капелли со своей ионной суперпушкой.
Лазерные импульсы, новая порция ионов и стальной буран из стволов ЭПК-4 обрушились на визитеров.
Это был классический перекрестный огонь, пришедший к нам из глубины веков, из первых наставлений по боевой работе пулемета «Максим»…
Эфир затопили крики ярости и даже нецензурщина, которая в Космодесанте не очень-то поощрялась – чай, не сталкеры, зарплаты получаем большие и регулярно.
Во всем этом было так много первобытного, викингского боевого безумия, что я больше не мог оставаться в стороне, трусливо зажимая дырочки в скафандре. Я рывком перевернулся на живот и, подтащив к себе за ремень лазерный автомат, выстрелил в ближайшего химероида.
До того оставались какие-то жалкие метры, но, позор мне, я не попал!
Взрывное испарение перхлоратного песка под ногами или, точнее сказать, ходильными конечностями визитера подбросило его в воздух.
Я еще раз нажал на спуск, снова позабыв о том, как же долго перезаряжается лазерная винтовка!
Тогда, захрипев от ярости, я прыгнул вниз, прямо в серебристое мерцание визитерского камуфляжа.
– Рудовозы! Они совсем близко! – надсаживался в наушниках кибернетик Благовещенский.
Как только мои усиленные электромускулами руки сомкнулись на шее (или что там у него было?) инопланетянина, я зарычал:
– Останови рудовозы! Рудовозы останови, сучонок!
Ясное дело, если бы мое требование распространялось только радиоволнами через передатчик, то «сучонок» меня бы не услышал.
Но в тот миг голос мой рвался вместе с уходящим воздухом прямо из шлема сквозь пробоины. Слуховая мембрана, размещенная на всех скафандрах химероидов, вполне благополучно улавливала мое пищание, а переводчик – переводил.
В общем, меня услышали – как это ни странно.
– Я хочу жить. Гарантируй жизнь, – увидел я зеленые буквы прямо на непрозрачном забрале шлема визитера. Буквы были самыми обычными, кириллическими, хотя и в невероятно странном начертании с обратным наклоном.
– Сначала останови рудовозы! – настаивал я.
– Сначала гарантируй, – этому инопланетному ослу упрямства тоже было не занимать!
– Соглашайся! Соглашайся, Комбат! – проорал Литке.
– Гарантирую, – устало выдохнул я.
Так я взял в плен своего первого химероида.
В горячке боя я совершенно пропустил момент, когда из эфира пропал Зимин.
Похоже, пропустил его и Тополь.
По крайней мере, когда Капелли задал вопрос «Эй, мужики, Зимина никто не видел?», ни мне, ни моему закадычному другу сказать было нечего.
Тем временем мне настоятельно требовалось сменить дислокацию – пробоины в шлеме успели изрядно меня утомить. Сдав пленного химероида подоспевшим бойцам Щенина, я подбежал к марсоходу – обожженному, закопченному, исцарапанному осколками.
Кормовая аппарель машины была гостеприимно откинута. И первым, что встретило меня на борту марсохода, была страшная картина – тело Зимина, разорванное изнутри прямым попаданием плазмоида.
Точнее, в первую секунду мне показалось, что это не Зимин. Наверное, где-то на бессознательном уровне очень уж не хотелось верить. Но затем я, конечно, узнал.
– Зимин! Зимин мертв! – выкрикнул я в эфир.
И только после этого Капелли, прикипевший в своей выгородке к визиру ионной пушки, отлепился от оружия и вывалился мне навстречу.
– А я думал, у меня аппаратуру заглючило, – сказал он растерянно. – Не показывает Зимина… А он просто здесь… Подожди!.. Да ты и сам ранен, Володя!
В последних словах моего товарища было столько ужаса, что я воспринял их очень даже всерьез. Скосив глаза на индикатор давления на борту марсохода (он уже сместился в светло-зеленую область и показывал парциальное давление кислорода 0,7 нормы), я наконец-то отнял ладони от пробоин и выдохнул:
– Да нет, брат… Это кровь из носа, ерунда… Шлем поменяю – и снова в строю… Как стойкий оловянный солдатик.
– Он был на одной ноге.
– Ну и что? Зато он… – я не успел закончить фразу, ибо мое сознание сделало «выкл».
Кислородный обморок, дорогие друзья.
Глава 15
«Песочные часы»
Сознание вернулось, бой закончился, а приключения – нет.
Вместо того чтобы дать нам и себе заслуженную передышку, неистовый Литке продолжал пришпоривать коня новейшей истории Солнечной системы.
– Отряд, внимание! – каркнул он в эфир. – Господину Капелли явиться в жилблок и провести допрос пленного химероида, взятого господином Пушкаревым…
«То есть мной!» – отметил я с гордостью.
– …Господину Благовещенскому и господину Щенину – обезвредить боезаряды на рудовозах. Господину Уткину и господину Пушкареву – произвести сбор оружия визитеров, а также имеющихся при них Объектов.
– Не очень понял про Объекты, – сказал я, игнорируя субординацию.
– Имеются в виду артефакты, – ответил Литке сухо.
– Я прошу прощения, конечно, – вставил Тополь, – но мы с Костей не отличаем инопланетные артефакты от инопланетных боеприпасов. Как бы чего не вышло…
– Резонно, – Литке помрачнел. – Тогда так: господину Капелли присоединиться к господам Уткину и Пушкареву. А уже затем – явиться в жилблок для допроса химероида.
– Я постараюсь, – сказал Капелли. В голосе ксенобиолога переливалось черное море скорби.
Нет зрелища страшнее, чем мертвые инопланетяне.
Это говорю вам я, человек, которого мертвые земляне не пугают нисколько, благо видел я их десятки.
Еще в тот день, когда стальной смерч с борта разъездного аэрокатера Космодесанта КС-1 завалил химероида среди руин корпуса «Т», я сквозь отступающий морок цепочечного излучения успел на один миг увидеть обнаженную плоть визитера. Его умные злые глаза, скулы с нечеловеческим абрисом, носовая впадина в виде буквы W – всё это вызвало у меня глубинное, животное отвращение…
А в тот день на Марсе, выполняя приказ Литке, мне в обществе Капелли и Тополя пришлось целый час созерцать их отталкивающую анатомию, вдобавок испытавшую на себе всю мощь нашего гнева…
– Да, кровь химероидов кажется зеленой, – отрешенно комментировал Капелли. – Но это сейчас, когда она уже прореагировала с молекулами угарного газа в марсианской атмосфере…
– Это из-за крови их называют «зелеными человечками»? – спросил я.
– Не уверен… В норме кровь у них фиолетовая.
– То есть зеленые они, только когда мертвые?
