Все выпили и секунду помолчали.
Бригадный американский генерал по фамилии Линделей или Линдулей, а может, Лендулей, сообщает Астапычу о том, что у него ровно год назад при высадке во Франции погиб сын, лейтенант. Астапыч обхватил генерала Линдулея, трется щекой о щеку, Линдулей положил голову Астапычу на плечо, и слезы катятся из их глаз.
В эту минуту офицер-баянист исполняет русскую шахтерскую народную песню «А молодого коногона несут с разбитой головой...».
Все были растроганы, все умолкли, настолько это зрелище было волнующим. Американские корреспонденты, сразу сообразив, повскакивали с мест, защелкали камерами, вспышки магния слепили глаза. Единственная женщина, блондинка, уже не молодая, лет за тридцать, американская журналистка Мэри Динкен, в темных очках, вскочив сзади на стул, расталкивая остальных, тоже щелкала объективом.
Обстановка за столом становится все более непринужденной. Предпринимаются активные попытки наших офицеров споить союзников.
Раздухарившись, Астапыч с озорной улыбкой посмотрел на Фролова, и тот сказал Веселову:
— Переводи...
— Русский человек может выпить и больше литра водки, но делает он это только в трех случаях.
Подождав, пока Веселов переведет, Астапыч стал перечислять, загибая пальцы:
— Во-первых, когда он убьет медведя... Во-вторых, когда ему изменит жена и он прихватывает ее с поличным. Тут уж, если даже она клянется — «милый, не верь глазам своим, а верь моей совести», — без литра не обойтись... И в-третьих, когда чешутся кулаки...
Он сделал паузу и, когда Веселов все перевел американцам, продолжал:
— Медведя в последнее время никто из нас не убил, — он обвел взглядом всех сидящих за столом, словно чего-то ждал. — Жены от нас далеко, и о том, что они изменяют нам, никакими данными мы не располагаем. — Он снова обвел взглядом стол. — Что же касается кулаков, то они не имеют права чесаться, когда мы принимаем друзей, наших американских союзников.
Веселов перевел, и американцы заулыбались, и первым оскалился Баркер.
— Поставь графин, — пытаясь улыбнуться, зловещим шепотом приказал Фролов Астапычу. — Успеешь еще нажраться, — предупредил он. — Намек понял или повторить по буквам? Нажимай на квасок, — посоветовал он.
— А я что? — став багровым, растерянно проговорил Астапыч и отодвинул свой фужер с водкой на середину стола. — Я ничего...
Пышная брюнетка, медсестра госпиталя, исполняющая роль официантки, подливая водку в фужер, перегнулась за спиной сидящего американского офицера, низко наклонилась и задела своей большой грудью его плечо.
Американец вспыхнул и возбужденно несколько раз выкрикнул «Вакен мазер!» или «Пакен мазер!»
[48]. Не зная английского языка, я решил, что это имя и фамилия командующего армией или командира корпуса, которому он собирается на нее жаловаться, однако позже я узнал, что это было всего-навсего матерное ругательство: оказалось, что не только в России, но и за океаном женщинам достается в первую очередь. Выяснилось, что ему уже два года не предоставляли отпуск для поездки домой, и то, что он мог так кричать, как я сообразил, свидетельствовало о том, что его здорово припекло прикосновение женского тела.
Угощали американцев по высшему разряду. Бригадному генералу особенно пришелся по вкусу и так понравился грузинский коньяк с тремя звездочками, что Астапыч приказал начальнику АХЧ штаба дивизии капитану Гельману погрузить в генеральскую машину два ящика такого коньяка.
Когда же Линдулей хвалит ковер на стене, полковник Кириллов предупреждает Астапыча:
— Ковер числится за трофейным отделением. Не попасть бы?
Однако Астапыч уже принял решение.
— Гельман! — позвал он. — Ковер снять, скатать и погрузить генералу.
— Слушаюсь!
Спустя несколько минут четверо бойцов комендантского взвода уже снимали огромный ковер, и, аккуратно скатанный, вместе с ящиками коньяка он был погружен в багажник генеральского автомобиля.
…На другой день после встречи с американцами погиб лейтенант Веселов. Он выскочил на мотоцикле из проулка и врезался в боковое стекло выехавшего из-за угла «опель-капитана» инженера дивизии. У него оказалась перерезанной сонная артерия, и умер он в ту же минуту.
Вследствие этого столкновения мотоцикл оказался совершенно непригодным к дальнейшей эксплуатации и восстановлению и подлежал списанию как безвозвратно потерянный.
5. О настроениях и морально-политическом духе в войнах после окончания войны
ШИФРОТЕЛЕГРАММА
Из ШТ 71 армии Подана 12.5.45 г. 13 ч. 20 м.
14 мая 1945 года представить информацию о политических настроениях личного состава по следующим вопросам:
1. Настроения различных категорий военнослужащих, связанные с окончанием войны и переходом войск армии на мирное положение:
а) Какие вопросы волнуют пожилых, многосемейных бойцов.
б) Что говорит по этим же вопросам молодежь.
в) Настроения офицерского состава, и в частности тех офицеров, которые были призваны в армию из запаса.
2. Разговоры и настроения в связи с денонсацией договора о нейтралитете с Японией.
3. Настроения военнослужащих в связи с изменением нашего отношения к немцам и организацией продснабжения немецкого населения.
Все эти настроения должны быть выявлены путем личной беседы руководящих политработников с бойцами, сержантами и офицерами.
Обратить особое внимание на тщательность и объективность выявления этих настроений.
Начальник штаба
генерал-майор Антошин ДОНЕСЕНИЕ НАЧ. ПОЛИТОТДЕЛА 425 СД
На запрос о политическом настроении и разговорах личного состава, связанных с окончанием войны и переходом войск на мирное положение, доношу:
В радушных беседах с бойцами и офицерами установлено:
1. а) Какие вопросы волнуют пожилых многосемейных военнослужащих?
Это вопрос о времени их демобилизации из армии. Многие заявили, что они честно выполнили свой долг перед Родиной и им пора по домам, чтобы восстановить разрушенные немцами хаты, да и скоро наступает горячая пора, сенокос, уборочная, и они гораздо больше принесут пользу государству, работая в колхозе, на заводе, учительствуя.
Привожу наиболее характерные высказывания.
Ефрейтор Сташевский, 45 лет, кандидат в члены ВКП(б), имеет 3 детей, жена умерла, один сын погиб на фронте: «Пока была война, я чувствовал и понимал свой долг перед Родиной, службу нес добросовестно, и о семье думать не приходилось. Война закончена, теперь и домой пора».
