В гостинице немало народу, грязновато, в комнате простуженно хрипит репродуктор.
Заведующая непомерно любопытна, задает десятки вопросов: откуда приехал? зачем? как долго пробуду? куда иду? вечером — где был? Когда беру паспорт, чтобы получить деньги по аккредитиву, интересуется — зачем? и напоминает, чтобы сразу же вернул паспорт.
Просил разбудить в половине шестого, разбудили же в 6-45. Спешно умылся — и к автобусной остановке. Она помещается у костела рядом с развалинами крепости. Пасмурно, моросит мелкий дождичек, улицы пустынны. На автобусной остановке человек 50, в большинстве гражданские, местные, узнаешь их по акценту. Автобус Лида—Вильно новый, как в Москве. Места нумерованные, проверять билеты заходят к моменту отправления. Репродуктор на столбе орет о силосовании кукурузы. В 7-00 отправляемся. Покрытие булыжное, автобус трясет и внутри все дребезжит.
Утром, собираясь умыться, обратил внимание на мужчину, лет 35, невысокого роста, коротко остриженного, с челкой, который брился у зеркала. Чтобы не обрызгать его, прошу Лёдзю вынести полный таз грязной воды и затем моюсь.
Погода дождливая, неуютная. Двое суток — с раннего утра до позднего вечера — шатаюсь по окрестностям, делаю пейзажные зарисовки, отмечаю характерные особенности местности, леса, дороги, говора и одежды жителей. Вживаюсь в образ шпиона-агента, радиста. Покупаю 2 кг яблок, погружаю их в небольшой посылочный ящик (купил на почте), выбираю место в лесу и под видом рации его закапываю на опушке (яблоки я успел съесть). Набродившись до устали, вернулся в гостиницу со связкой книг (с десяток томов Чехова и Лондона приобрел в местном книжном магазинчике).
Открываю дверь в комнату и с удивлением вижу в ней того самого утреннего стриженого. Он говорит, что дверь в комнату была не заперта, поэтому решил зайти по-соседски, чтобы скоротать вечерок, и спрашивает, играю ли я в шахматы? Отвечаю, что не играю, и, сняв пиджак и полуботинки, валюсь на кровать и засыпаю как убитый.
Наутро я обнаружил, что в вещах моих кто-то рылся: перевернуты листки с пейзажными зарисовками леса и дорог, не на месте лежит одна из карт, но ничего не пропало, связка с книгами не тронута.
Зав. гостиницей заявила, что она ничего не знает, целый день вместе с дежурной копала картошку и никаких посторонних в гостинице не было.
Не могу отделаться от неприятного чувства.
Проглянуло солнце, и я вновь отправился к лесу.
Возвращаюсь в гостиницу в 16-00.
Спустя пару минут раздался стук в дверь, и в комнату заходят лейтенант милиции, который представился начальником Вороновского отделения, и зав. гостиницей. В руках лейтенанта — мой паспорт и карточка, интересуется, откуда я и какие у меня есть еще документы. Подаю ему пенсионную книжку, в это время дверь открывается и заходит стриженый и тоже заглядывает в документы. Его любопытство меня бесит, я спрашиваю его: «Вы тоже сотрудник милиции?» Он отвечает: «Нет». «Тогда почему вы смотрите документы. Вам не положено». Лейтенант тихо говорит остриженному: «Вроде все в порядке». Тогда тот берет мои документы и протягивает мне свое удостоверение. Читаю: «Сотрудник Управления Комитета госбезопасности по Гродненской области старший оперуполномоченный Альмяев». Внимательно смотрит мои документы, задает вопросы, затем предлагает пройти в отделение «кое-что выяснить». Я отказываюсь: «Проверяйте здесь». Он настаивает на своем. Нач. милиции вежлив, нерешителен, и явно видно, что он пришел по указанию. Его вежливость меня обезоруживает: «Разве мы вас чем обидели?» Я собираюсь, и мы все идем в отделение, где поднимаемся на 2-й этаж. В кабинете начальника — письменный стол, к нему приставлен столик с двумя стульями, справа у стены бедненький ободранный диван.
Альмяев начинает самый настоящий допрос: кто я на самом деле? Что делаю в лесу? Что означают мои записи? Для чего мне карта Гродненской области и что означают отметки на ней? Куда я дел ящик и что в нем? В конце сообщил, что он вынужден меня задержать до выяснения и, если я все не расскажу и не представлю «объект» (это о ящике), — вынужден будет препроводить меня в Гродно, в Управление КГБ. В конце концов все трое едем на мотоцикле в лес, где они выкапывают пустой ящик и — ничего не понимают. Я предупреждаю, что они за свои действия понесут наказания.
Вечером я написал заявление.
г. Лида, БССР
Нач. отдела комитета госбезопасности
подполковнику Шерстневу Уважаемый тов. Шерстнев!
По возвращению в гостиницу 25 августа я обнаружил, что в вещах моих кто-то рылся. Не тронута была только связка с книгами. Как заявила зав. гостиницей, она вместе с дежурной копала картошку и ничего не знает. Пропаж вроде бы не обнаружил, но факт сам по себе возмутительный.
26 августа Ваш сотрудник старший оперуполномоченный Управления Комитета госбезопасности по Гродненской области т. Альмяев, несмотря на то, что я представил ему все документы: паспорт с отметкой Лидского городского отдела милиции о прописке, пенсионное удостоверение, карточку проживания в гостинице Вороново и специальное разрешение на проживание в приграничной зоне, выданное в КГБ г. Минска, учинил мне незаконный допрос с выездом в лес.
Как заверил меня т. Альмяев, к обыску (а это был именно обыск) он непричастен.
Я сообщил об этом инциденте прокурору района.
Считаю нужным обо всем этом поставить в известность и Вас. 26 августа 1956 г. 20-10 гостиница Вороново.
27—29 августа. Рано утром уезжаю в Радунь, в 30 км от Лиды. В Радуни, в стороне от села, красивый костел, высокий, каменный, внутри — очень светлый, расписанный. Показывала мне его сторожиха, маленькая живая полька лет 50, ксендза не было. Отзывалась о нем, как я мог понять, нелестно: хороший куркуль и стяжатель, имеет черный «ЗИМ» — единственный на весь район, сам водит. Близ костела две могилы: предыдущего ксендза и какого-то Бронислава, уехавшего в Америку, там разбогатевшего и пожертвовавшего крупную сумму на строительство костела. В самой Радуни — высокий серый обелиск из цемента:
Здесь похоронены партийно-советские работники, погибшие при исполнении служебных обязанностей в 1945-48 гг. Дерко Г.П. Нестеров А.М. Логовой Ф.П. Захаревич М.М. Высоцкая О.В. Кроликов В.Ф. ... (всего 11 человек) Память о них навсегда сохранится в сердцах советских людей.
Радуньский район экономически отсталый. Гостиница еще меньше, чем в Вороново, и хуже. Зато чайная — новое светлое и просторное здание — очень выгодно выделяется среди подобных заведений в районе: большой выбор блюд, чистота, даже стулья в чехлах. И в магазинах порядок. Старшая официантка Татьяна Игнатенко, член ЦК профсоюза работников потребкооперации (очень этим гордится!), среднего роста, светлая шатеночка с густыми усиками на верхней губе. Официантка Ира, молоденькая, не в меру любопытная, прямо в душу лезет: «Вы недавно приехали? Вы у нас впервые?». Все это мне напоминает зав. гостиницей в Вороново (заметил, что официанткам, работникам прилавка и парикмахерам я почему-то нравлюсь).
