«Фоккер» дал длинную очередь, отвернул вправо: лезть под огонь пулеметов не решился.
И снова ПЕ-2 на боевом курсе. Снова штурман ловила в перекрестие прицела паутинки железнодорожных линий, пересекающих реку, снова подавала летчице команду «пошел!». Снова – падение машины вниз и стремительный обратный бег стрелок высотомера. Но зенитки на этот раз встретили их шквалом огня. Белые шапки разрывов появились и справа, и слева.
«Спокойнее, спокойнее, – успокаивала себя Ольга. – Без паники. Осталась одна бомба. Одна… Промах исключается. Моста над рекой не должно быть. Не должно…»
Она не слышала ни свиста ветра за стеклом кабины, ни рева падающего вниз самолета. Все внимание было сосредоточено на одном – мост! Не промахнуться, уничтожить! Мост стремительно приближался. Еще мгновение – и штурман подаст сигнал о выводе самолета из пикирования.
Вдруг чем-то острым обожгло висок Ольги, темная пелена затянула сетку прицела. Ольга смахнула рукой теплую липкую кровь с правого виска. «Вот не вовремя!» – с досадой подумала она.
– Выводи! – донесся приглушенный голос штурмана.
Ольга впилась глазами в прицел. Белые линии сетки ползли по реке, темная перемычка приближалась к центру перекрестия. Пора! Нажала на кнопку сброса бомб, потянула штурвал на себя.
Огромные перегрузки прижали ее к сиденью. И все же ей удалось повернуть голову назад и, накренив самолет, собственными глазами увидеть, как рухнули железобетонные фермы моста. Это заметила и Аня.
– Ура! – восторженно закричала она, но, увидев на лице Ольги кровь, испугалась. – Что с тобой, Оля?
Ольга отмахнулась:
– Все в порядке. Следи за маршрутом. – А сама чувствовала: руки ослабли, еле держат штурвал.
Достав из аптечки бинт, Аня сняла с Ольги шлемофон, забинтовала голову. Посмотрела на карту: до линии фронта было минут двадцать полета.
«Выдержит ли Ольга? Или придется садиться в тылу врага?» – втревожилась она.
Ольге становилось все хуже и хуже. Бинт на голове стал розовым. Самолет летел неустойчиво: раскачивался, кренился, словно подбитая птица.
Вцепившись руками в штурвал, Аня помогала Ольге управлять машиной. В кабине было душно. Пот из-под шлема тонкими струйками стекал по лицу, солоновато ощущался на губах.
Вскоре показались яркие светлячки орудийных залпов. Это была линия фронта.
– Сколько до аэродрома? – спросила Ольга.
– Минут десять, – ответила Аня.
– Передай на КП, чтобы освободили полосу…
Когда колеса коснулись земли и самолет побежал вдоль полосы, Аня облегченно вздохнула, сбросила пропотевший шлемофон, обняла Ольгу.
– Оля, милая, мы дома! Мы дома!
Слова штурмана отозвались далеким глухим эхом. Ольга теряла сознание…
3
В том же саду под ветвистой яблоней, где месяц назад лежала Надя, теперь расположилась Ольга. Чувствовала она себя немного лучше, но общая слабость пока еще сказывалась, голова при ходьбе кружилась. Затянувшаяся болезнь волновала ее.
Тревожило не само ранение, нет, беспокоило другое: как бы это ранение не лишило ее возможности летать. Вот что пугало и страшило Ольгу.
Как всегда, шумной толпой пришли девушки, в руках несли посылки.
– Получай подарки от шефов! – говорила Надя, подавая Ольге посылку. – Посмотрим, что нам прислали шефы.
Небольшим ножом она открыла ящик, стала извлекать из него вещи. Вера тоже вскрыла ножом обшивку своей посылки, вытащила сверток.
– Девочки, колбаса, да еще копченая! – воскликнула она, показывая завернутый в прозрачную бумагу круг колбасы.
– Угадали, – лукаво посмотрела на нее Надя. – Будто знали твое желание.
Вера достала бутылку.
– Смотрите, водка! Надо же… Все есть: и выпить, и закусить. Предусмотрительный хозяин. Спасибо тебе за это.
– Только не тому досталась, – заметила Надя.
Вера вытащила кисет, расшитый яркими нитками, потрясла им в воздухе:
– А вот и кисет с махорочкой!
– Сразу видно, на мужчин рассчитывал, – подала голос Ольга.
– А мы мужчинам все это и отдадим, – проговорила Вера, складывая подарки обратно в ящик. – Кроме, разумеется, колбасы.
В Надиной посылке оказались платочки, шерстяной шарф, перчатки, носки, галеты и письмо.
«Здравствуй, незнакомый боец, – читала Надя неровные мелкие строчки. – Посылаю тебе свои скромные подарки. Надеюсь, это пригодится. Если не затруднит, то напишите о своих делах на фронте. Мы всегда думаем о вас и желаем скорой победы. Валя».
Надя отложила письмо, задумчиво посмотрела на подарки. Ей представилось уставшее лицо девушки, натруженные руки, и сердце наполнилось жалостью к далеким труженицам, работающим день и ночь, чтобы обеспечить огромный фронт оружием и хлебом. Она отложила письмо, подошла к Ольге.
– Как чувствуешь себя?
– Лучше… На живой, как говорят, все заживет.
– Это верно, – вздохнула Надя. Помолчав, добавила: – Я бы, наверное, так не смогла, как ты. Раненой в голову бомбить мост, да еще с пикирования, и вернуться, и посадить самолет на свой аэродром…
– Что женщина не сможет, Надюша, если надо…
– Ты права, Оля, что женщина не сможет… – повторила Надя в раздумье. Встала, взяла гитару, слегка тронула струны. По саду поплыла, хватая за душу, песня:
Поговори хоть ты со мной,
Гитара семиструнная.
Вся душа полна тобой…
А ночь такая лунная.
Эх, раз, еще раз…
Еще много, много раз…
– Тебе артисткой быть, не летчицей, – ласково посмотрела на нее Вера.
– Можно и в артистки, – улыбнулась она. – За этим дело не станет. Петь я люблю.
Тяжело дыша, прибежала Аня.
– Ой, девочки! – воскликнула она радостно и замолчала, опускаясь на лавку.
– Чего сияешь, как летнее солнышко? – спросила Надя.
– Угадай!
– Артисты приехали?
– Вот еще! – обиженно фыркнула Аня. – Наградили нас. Олю и меня. Оле – орден Ленина, а мне – Красную Звезду…
– Откуда такие вести? – недоверчиво посмотрела на нее Вера.
– Узнала вот… Из дивизии сообщили. Сама телеграмму в штабе читала. Я так рада, так рада!
– Поздравляю, – Надя встала, обняла подругу.
– И я поздравляю, – подошла Вера. – Обмоем? Аня растерянно развела руками:
– Да нету у нас. Я сбегаю к техникам, у них всегда спирт в запасе есть.
Вера показала бутылку:
– Вам повезло.
– Всегда ты вовремя! – кинулась к ней Аня.
