– Не смей! – Она вскочила на ноги и ткнула в него пальцем. – Со мной все носятся как с ребенком уже четыре месяца. Нет никаких медицинских противопоказаний для работы. Нет никакой рациональной причины, почему моя жизнь не может вернуться в прежнее русло.
Не считая отсутствия одной груди. И волос.
И бойфренда.
– Что теперь? – крикнула она, злясь еще больше. – Я потеряла грудь – и внезапно стала совершенно безответственной? Или безмозглой? Зачем мне подрывать собственное здоровье теперь, после всего, что я пережила? Зачем так рисковать?
Ник нахмурился:
– Ладно, ладно. Не рви на себе волосы…
Он побледнел. Блэйр обеими руками закрыла рот, но у нее все равно вырвался сдавленный смешок.
– Как невежливо говорить такое женщине после химиотерапии.
– Господи, извини, я…
Все, что он мог сказать, было заглушено внезапным приступом хихиканья Блэйр. Выражение его лица не помогало ситуации. Блэйр рухнула обратно на стул и взвыла от оглушительного хохота. Не рви на себе волосы? Пациентки онкологического отделения были склонны к черному юмору. Хотя она понимала, что Ник ничего такого не имел в виду, но его слова напомнили ужасные шутки, которыми они обменивались… и смелость женщин, с которыми они поддерживали друг друга.
Она вытерла выступившие от смеха слезы и вскинула голову:
– Люди терпеть не могут, когда им напоминают о том, что они смертны. А я напоминаю. Они предпочли бы, чтобы я сидела дома, не показывалась на глаза, не напоминала о грустном.
– Блэйр, я…
Она вскинула руку:
– Вы можете мешать мне сколько угодно – ты, Глори, ее друзья, – но вам меня не остановить.
Она их всех победит! Остатки смеха рассеялись. Если она не сможет их поставить на место, они так и продолжат относиться к ней как к ребенку.
Ник тяжело опустился на стул:
– Я не пытаюсь сделать твою жизнь сложнее, Блэйр. Но рак груди… – Он стиснул кулаки. – Я просто запаниковал. Прости, что недооцениваю тебя, что веду себя так, как будто ты сама не можешь о себе позаботиться. Похоже, я все время перед тобой извиняюсь – но мне правда жаль…
– Спасибо, – сказала она, ценя его искренность. – Значит… ты мне поможешь?
– Всем, чем смогу. – Он разжал кулаки. – У тебя есть идеи?
– Нет, – вздохнула она. – Если бы у нас был роман, то все смотрели бы на меня иначе… – Она замерла. – Я не имею в виду, что надо завести роман! Плохая идея! Но… – Она осеклась, надеясь, что щеки у нее не такие красные, как она подозревает.
– Можно притвориться.
– Нет, я не хочу лгать. Просто хочу, чтобы меня перестали считать инвалидом.
Ник внезапно подался вперед:
– Тебе нужно, чтобы люди видели тебя здоровой и радующейся жизни.
Блэйр указала на свое лицо:
– Мне казалось, что здоровый вид мне удается.
Ник прищелкнул пальцами:
– Ты играешь в софтбол?
– Да, хотя давно этого не делала…
– В воскресенье школа Стиви проводит спортивный день для родителей и друзей – соревнования и барбекю, чтобы собрать деньги на тренажеры. Конечно, там будет не только софтбол, но…
– Хочешь, чтобы я пришла играть?
– Хочу, чтобы ты всем показала, что можешь бегать, бить по мячу и смеяться.
Это был великолепный план, и Блэйр так и сказала. «Идеально!» Если она хочет, чтобы люди считали ее нормальной, надо нормально себя вести. Блеф! И кто знает? Может, она начнет и чувствовать себя нормальной. Со временем.
– Может, не помешает еще сходить в паб в пятницу или субботу.
– Отлично, – кивнул Ник.
– И отвести Глори в кино. – В Дангоге был один из старейших кинотеатров в графстве.
Ник хлопнул в ладони и откинулся на стуле с самодовольной ухмылкой.
– Еще ты можешь предложить занятия сама. Вне конкурса. Допустим, два раза в неделю… Будешь учить девочек всем этим… женским штучкам.
Блэйр улыбнулась, но… хватит ли ей смелости вот так предлагать себя? Свои уроки макияжа и поведения…
– Знаешь… – Ник потер затылок. – Стиви и Поппи были в восторге от твоего урока. Кто знал, что осанка так восхищает шестнадцатилетних девочек? – Он закатил глаза.
– И кто знал, что разговоры о подаче мяча и оборонных стратегиях в бейсболе восхищает шестнадцатилетних мальчиков?
Его взгляд потеплел.
– Ладно, признаюсь: когда девочки сегодня делились впечатлениями, я наконец понял, о чем ты говорила. Этот конкурс учит не только красоте, но и умению себя держать. И к себе относиться. Уверенность, самооценка… – Он подался вперед и нахмурился, словно подбирая нужные слова. – Девочки начинают верить в себя и показывают, на что способны. – Это было очень трогательное признание. – Теперь я понимаю, что их желание участвовать в конкурсе не значит, что они хотят стать моделями. Как мальчики, которые играют в крикет по выходным, не планируют играть в национальной команде.
– Бинго, деревенщина, – негромко сказала она. Внутри у нее потеплело. – Благодаря конкурсу я обрела уверенность в себе и поэтому смогла стать моделью. А когда оказалось, что работа модели мне не очень нравится, мне хватило уверенности сменить карьеру. Конкурс «Мисс Шоугерл» открыл мне новые пути. Победа была не главным, как и для большинства девочек. Главное – прикладывать усилия, делать все, что можешь, и гордиться своими достижениями. – Она ухмыльнулась и пожала плечами. – А еще это очень весело.
Его взгляд стал еще теплее.
– Блэйр, ты так много можешь предложить девочкам. Уверен, что к тебе придут все конкурсантки, и другие девочки тоже. – Он вынул бумажник. – За Стиви и Поппи я заплачу прямо сейчас.
– Стой, убери! – Она замахала руками. – Я буду в городе всего три недели.
– Это шесть уроков, как короткий курс в колледже.
Все складывалось идеально.
– Стиви повесит объявление в школе.
– А я – в магазине Глори. И раздам листовки на улице. Глори наверняка разрешит использовать зал в ее галерее. – Блэйр не могла объяснить, почему так уверена.
– Если нет, позвони мне.
Блэйр чувствовала, что все делает правильно.
То же самое она чувствовала, когда целовала Ника.
Она постаралась прогнать эту мысль, прежде чем голова не закружилась снова. Но было уже поздно. Все равно она постаралась взять себя в руки.
– Спасибо. – Она протянула к нему руку, но в последний момент отдернула. Лучше не надо.
– Я ничего не сделал, просто хотел искупить свою вину.
– И как успешно!
Его взгляд опустился на ее губы, и между ними заискрился воздух. Они оба замерли, словно ждали чего-то.
