– Со мной поделишься своими мыслительными изысканиями? Или они находятся под грифом «совершенно секретно», «не разглашать за пределы черепной коробки»?
– Поделюсь. Я считаю, что ты никакой не святой, а просто ненормальный. Твое поведение противоречит логике карт и граничит с нарушением общеизвестных правил. Если ты будешь продолжать в том же духе, то вскоре останешься без снов. Ты все понял?
– Я уже давно все понял. И не только то о чем ты говоришь.
Дама хмуро оглянулась на меня, блеснули в лунном свете глаза, но так ничего и не сказала.
Глава 5.
Тихо потрескивает догорающий костер, упрятанный среди высоких камней, чтобы не вызвать нежелательное любопытство у случайных путников. Лишние контакты нам ни к чему. Ребенок, закутанный в покрывало давно мирно спит на импровизированном ложе из тонких ветвей и сухих листьев. Оказывается, в сумке моей спутницы нашлись не только полоски сильно перченого сушеного мяса и лепешки для нас, но и небольшая глиняная бутылочка с некоторым подобием соски из коровьей кишки, наполненная молоком.
Если бы лошадь не сломала ногу в середине пути, споткнувшись о притаившийся в высокой траве корень, мы бы уже давно были у отшельников, а так пришлось заночевать на закате у самого подножия Серебряных гор в неглубокой расщелине, опоясанной зарослями густых кустов с кистями поморщившихся красных ягод. Дама сказала, что наше опоздание не смертельно, по крайней мере, не до такой степени, чтобы в кромешной темноте переться в горы. Переночуем здесь, а на рассвете двинемся вверх. Я с радостью согласился и облегченно вздохнул. Альпиниский ночной кошмар миновал. Ползание по горам на ощупь наверняка очень интересное занятие, но почему-то не вызывает у меня положительных чувств.
Как только я увидел горы, вопрос, почему их называют серебряными, отпал сам собой. Покрытые льдом вершины сверкали так ярко в лучах заходящего солнца, что я даже поначалу усомнился, а лед ли это. Острые шпили частыми рядами пронзали невесомые тучи, неподвижно зависшие в небе. Прям тебе не горы, а набор палочек со сладкой ватой – сладкое воспоминание детства.
За весь путь сквозь густой лес, простиравшийся от самого замка и до подножия гор, мы не встретили ни души. Поначалу шарахались от каждого звука издаваемого лесными обитателями, но со временем привыкли. Путешествие превратилось в приятную прогулку по зоопарку. По крайней мере до того как пришлось забить раненую лошадь а потом, чуть позже пятиться, глядя в хищные глаза крупной лесной кошки. Такой взгляд пробуждает первобытный страх, глубоко сидящий в наших генах. Это даже хуже, чем свирепый взгляд бесцветных глаз Дамы. К счастью кошка была не голодна и не рискнула нападать на двоих взрослых с ребенком на руках. Мы разошлись, как говориться со взаимным уважением. После того, как лесная "Мисс грация" скрылась за деревьями, мы облегченно вздохнули и двинулись дальше.
Бледная луна наполняет холодный ночной воздух мутным светом, рождая странные тени. Костер почти погас, лишь яркими звездочками поблескивают тлеющие угли. Мы сидим друг напротив друга на земле прикрытой срубленными ветками с большими пожелтевшими от холода листьями. Я доедаю ужин, а спутница, оперевшись спиной на камень, устало прикрыла глаза.
– Ты готова отвечать на вопросы? – спрашиваю, дожевав последнюю полоску жилистого и как на меня чересчур перченого мяса. Вот лепешки оказались замечательными. Давно не пробовал такой простой и одновременно вкусной еды. Если не ошибаюсь, при приготовлении в тесто добавляли сыр, что придало им тот самый уникальный вкус.
– Спрашивай, – тяжело вздохнула Дама и открыла глаза.
Я понимаю, что она очень устала. Сперва ночной захват и резня в замке, потом несколько часов на лошади и еще большую часть дня пешком по лесной пересеченной местности. Но желание получить ответы на старые вопросы слишком велико, чтобы ждать до скорого уже утра.
Я открываю рот и застываю, не зная, какой вопрос задать первым.
– Кто ты?
Надеюсь, что этот вопрос станет началом ниточки, за которую я вытащу на свет правду, которую жаждал узнать почти пол года.
– Странно, – устало улыбнулась Дама. – Я ожидала вопроса – Что такое сон? Ну ладно, про меня так, про меня.
Она, не поднимаясь, бросила несколько сухих веток в костер.
– Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отчим впервые изнасиловал меня… на следующий день после моего дня рождения, – она поморщилась и потерла ладонью высокий лоб, как бы разгоняя дурные воспоминания. – У меня было нелегкое детство – сильно пьющий отчим, мама… – осеклась, – Не будем о ней. Однажды отчим пришел домой с собутыльником. Они распили на кухне еще одну бутылку. Я слышала через стенку их пьяные голоса. Потом они вошли в мою комнату… Вдвоем…
– Кхм. Э-э-э, послушай.
Я хотел всего лишь получить ответы на вопросы, а услышал исповедь. Именно исповедь. Почему-то мне кажется, что такие вещи первому встречному не рассказывают.
– Я сопротивлялась, звала на помощь. Тщетно. Середина дня – все соседи на работе, да и привыкли они уже к крикам, доносящимся из нашей квартиры – отчим часто избивал маму, – продолжает Дама, даже не услышав мой слабый протест. – Потом, как будто бомба взорвалась в моей голове. Мир перестал существовать. Когда вернулось сознание, отчим лежал рядом со мной на кровати с ножницами в горле. Собутыльник, так и не придя в сознание, умер незадолго до прихода мамы. Я распорола ему теми же ножницами живот. Для меня до сих пор остается загадкой, как удалось справиться хрупкой девочке с двумя мужчинами. Наверное, это все ненависть, часто именно она дает нечеловеческую силу и управляет нашими поступками.
– Ты совсем ничего не помнишь… о том, как это произошло?
Дама отрицательно покачала головой:
– Нет. Помню только начало, а потом сразу кровь… лежащий рядом отчим с остекленевшими глазами. Мама, придя с работы, сразу же вызвала милицию и взяла всю вину на себя. Я не должна была позволять ей делать это. Страх оказался сильней. Следователю я сказала то, что хотела услышать мама. Больше я ее не видела… Тогда мне было шестнадцать. До сих пор не могу простить себе трусость. Я предала единственного человека которого любила и … – Дама на несколько секунд закрыла лицо руками. – Она единственная, кому я была нужна и для кого хоть что-то значила.
– Она спасала тебя. Материнский инстинкт. Большинство матерей поступило бы на ее месте так же. Возможно, со временем так поступишь и ты.
– Я сама по себе! Никто не отвечает за меня, и я не отвечаю ни за кого! – зазвучало в ее голосе холодное железо.
– Не надо так критично. Жизнь чертовски подлая тетка, и иногда строит такие козни…
– Дима, давай ты не будешь учить меня жизни, – с легким нажимом сказала Дама и одарила меня ледяным взглядом. – Ты хотел получить ответы на вопросы? Хотел или нет?
– Ну-у-у-у. Понимаешь…
Я хочу сказать, что меня не интересует ее личная жизнь, но язык ворочается как кусок камня.
