В двери появляется Девятка. Бросив взгляд через мое плечо на рисунок, он непонимающе пожимает плечами. Я ничуть не удивляюсь его реакции. Даже ему, самому человечному из Пик, не понять моих чувств. Он единственный, кто проявляет интерес к окружающей нас реальности, но это не более чем любопытство. Для остальных есть миссия – задача, которую необходимо выполнить. Все окружающее лишь сцена, на которой идет наше представление. Они хорошие ребята, но никто, голову даю на отсечение, никто из них даже на мгновение не задержался бы в этой комнате, не говоря уже о том, чтобы рассматривать какие-то нелепые детские рисунки или размышлять о судьбе их автора. Есть лишь миссия и ничего более.
Бережно ложу рисунок на стол и вслед за Девяткой покидаю комнату.
И снова бесконечные коридоры и комнаты, скромные офисы и хорошо обставленные квартиры, маленькие бассейны и кафе. Не дом, а коктейль. В одном стакане смешаны обычно не совместимые ингредиенты.
Молодой парень, в кожаной куртке сшитой из неровных кусков неожиданно появился из двери слева и неторопливо прошествовал на балкон. Я вжался в стену и затаил дыхание. Вжикнула расстегиваемая молния на кожаных утыканных множеством заклепок штанах и парень начал мочиться вниз одновременно мурлыкая какой-то попсовый мотивчик.
Медленно, стараясь не выдать своего присутствия, передвигаю автомат на спину и вытаскиваю нож. Условный знак – сжатый кулак, поднятый над головой, заставляет идущего позади Девятку остановиться.
Меня и потенциальную жертву разделяет всего несколько метров. Главное, чтобы парень не успел крикнуть. Очень уж хочется подобраться к главарю банды поближе прежде, чем начнется стрельба.
Парень протяжно зевнул и сплюнул, пытаясь попасть в струю.
Пользуясь его занятостью чрезвычайно важным делом, делаю шаг вперед и заношу нож для удара под сердце.
– Су-у-ука! – раздается откуда-то снизу утробный рев Семерки и передо мной вспухает огненное облако, в мгновение превращающее парня в кожанке, а заодно и балкон в кашу из окровавленного бетона и летящих во все стороны обрывков арматуры. Взрыв бросает меня как щепку на стену, обломок бетонной плиты молотом бьет в грудь так, что темнеет в глазах, а на губах появляется кровь. Волна пыли и мелких каменных осколков напрочь лишает зрения. Кровь лупит в виски так, что кажется еще удар, и она вырвется на свободу. Наваливается тошнота, и я со стоном падаю на пол.
– Не стой под струей, – звучит в наушниках насмешливый голос Десятки. – Шампунь дать?
– Шестерка! Шестерка, что там у тебя? Отвечай! – орет Дама. – Девятка, что с Шестеркой?
– Су-у-ка! Волчара позорный! – повторный рев Семерки, слышимый безо всякого передатчика. – Убью-ю-ю шавку!
– Оживленное движение в окнах десятого этажа, – извещает Десятка. – Шестера, Девятка готовьтесь, Волки двигнулись вниз. Вероятно вы у них на пути. Их много!
– Рекомендую временно укрыться и переждать ротацию сил противника. Вероятно, что вожак не будет принимать участия в бою. – Монотонным спокойствием звучит Восьмерка. – Мы оттянем силы на себя вниз. У вас будет шанс попасть на верхний этаж. Учитывая какой шорох здесь навел Семерка, – он помедлил как бы собираясь сказать что-то в его адрес но передумал, – рядом с вожаком никого кроме телохранителей быть не должно. Шестерка ты меня слышишь?
Я пытаюсь что-то ответить, но из губ вырывается лишь хрип, а вслед за ним на панцирь выплескивается фонтан крови. Ничего этого я не вижу, вполне достаточно одних ощущений.
Эфир заполняется криками и отборной руганью. Что-то невнятно орет Семерка, перекрикивая гул собственного пулемета. Шепот Восьмерки наполняет уши, создает фон для этой какофонии, а голос Десятки вслух отсчитывающего количество жертв своей снайперской винтовки выступает в нем первой скрипкой.
Похоже на этот раз мы крупно влипли. Судя по звукам, бой идет не шуточный – со стороны противника стволов двадцать, как минимум.
Глухо ахнул близкий взрыв, и по стенке частой россыпью застучали осколки. Что-то упало мне прямо в ладонь, как мелкая монетка нищему, просящему подаяния.
Сильное жжение заставляет вздрогнуть и отбросить непрошеную милостыню, судя по всему оказавшейся свежерожденным осколком ручной гранаты взорвавшейся поблизости.
Осторожно открываю глаза, закрываю и вытираю их рукой. Открываю.
Вроде целы.
Это радует.
Картинка окружающего мира присутствует, но носит довольно размытый характер. Держась за стену, медленно поднимаюсь, борясь с головокружением и тошнотой. Меня качает как в девяти бальный шторм или после основательной попойки паленой водкой.
– Шестерка жив, – сиплю в микрофон, попутно забрызгивая его слюной перемешанной с кровью.
– Шестерка, что там у вас твориться? – пробивается сквозь шум боя голос Дамы. – Мы застряли на пятом этаже. Тут этих козлов немерянно. Цель обнаружили?
– Пока нет, – с трудом выдавливаю из себя слова. Никогда не думал, что каждое слово может приносить такую боль. – Я контужен… – Взгляд пробегает по длинному коридору в поисках Девятки, который должен был прикрывать мою спину. – Девятка мертв, – глухо бормочу, наткнувшись глазами на тело напарника с кривым куском арматуры, торчащим из шеи.
– Ср-рань! – в сердцах орет Дама. – Ты должен найти цель. Понял? Шестерка? Ты должен его убить во что бы то не стало! Мне плевать на твою никчемную жизнь! Меня интересует лишь одно! И ты это сделаешь! Слышишь? Сделаешь, иначе я тебя наизнанку через жопу выверну. Я прошу тебя! Слыш? Шестера? Я Дама, умоляю тебя. Все что угодно лишь бы эта гнида сдохла! – В ее голосе появляются нотки страха. – Ты сам знаешь, что будет, если мы провалим задание.
На ответ не хватает сил. Как сломанная кукла обрушиваюсь на грязный пол лицом вниз. Ее последние слова жарким факелом полыхают в сознании, побуждая к действиям. Да, я знаю, что будет в случае провала миссии… Ничего не будет… ни для кого из нас. Те кто останутся в живых позавидуют мертвым окунувшись в привычную серость. Возможно я и не прав… Возможно дома у них все расчудесно… в отличие от меня.
Звуки боя и лепет передатчика становятся все тише и тише, словно отдаляясь. Остается лишь боль, терзающая тело раскаленными щипцами. Неужели это все? Я представлял финиш несколько иначе… А где же свет спускающийся с небес, где врата, через которые я должен войти и избавиться от страданий? Страданий? Страданий… Какое неприятное и болючее слово. В детстве оно у меня всегда ассоциировалось с больницей, а особенно со стоматологическим кабинетом, в котором был частым гостем.
– Больница? – пытаясь вспомнить что-то важное, сосредотачиваю внимание на этом слове. – Ну конечно же… Как мог забыть…
Рука тянется к боевой аптечке на левом предплечье. Со щелчком отскакивает крышка, и пальцы ложатся на выступающие кнопки пневмошприцов.
– Так, нужно вспомнить… Вспомнить…
Глаза никак не хотят открываться, чтобы помочь рукам в трудном выборе.
