– Да. Это проксивезин, французское лекарство.
– От чего? – поинтересовался Кошкин.
– Его прописывают гипертоникам, – раздраженно ответил профессор. – Чтобы сбить давление. Предваряя ваш вопрос, отвечу сразу же: Валентин Степанович не мог принимать ничего подобного. У него не было с давлением никаких проблем.
– Извините, профессор, – усмехнулся Кошкин, – просто у меня странный случай. Человек выпил вино и умер. Я вижу осадок в его бокале и нахожу под столом облатку от таблетки. И у меня появляются совершенно разные вопросы, самый главный из которых – что будет, если проксивезин бросить в вино и дать выпить человеку без проблем с давлением?
– Антоша! – простонала Илона Альбертовна, выпрямляясь. – Антоша, что же это такое? Ах!
– Балаган какой-то, – пробормотал совершенно растерянный Свечников. – Честное слово!
– Профессор, я задал вам вопрос, – тихо напомнил Кошкин.
– Если бросить в вино и дать выпить… – Свечников безнадежно махнул рукой. – Прежде всего, это лекарство нельзя совмещать с алкоголем. Ни в коем случае! Иначе давление упадет слишком резко. И… – Он запнулся.
– А если лекарство все-таки растворить в вине, оно может дать такой ясно различимый белый осадок? – настаивал Кошкин.
– Откуда мне знать? – уже со злостью ответил профессор. – Я уже сказал вам, что это лекарство нельзя принимать с вином!
– Но сама таблетка проксивезина – она белая?
– Да, и очень быстро растворяется в любой жидкости. – Свечников дернул щекой.
Виктория уловила ошеломленный взгляд Лизы, обращенный к матери, и сразу же догадалась о его причине. Ну конечно же… Ведь Илона Альбертовна была гипертоничкой, а раз так… Раз так, не исключено, что ей прописали проксивезин. И Лиза об этом знала, иначе не смотрела бы на мать так растерянно.
– Мне бы хотелось попросить всех пройти в соседнюю комнату, – негромко проговорил Олег Кошкин. – А эту придется запереть до приезда следственной группы. Возможно, что здесь было совершено убийство.
– Но ведь надо же прибраться… – пробормотала домработница.
– Не надо, поверьте мне. Просто отдайте мне ключ.
Один за другим гости вышли из столовой и потянулись в соседнюю комнату, которую хозяева обычно называли бильярдной. Посередине и в самом деле стоял старый бильярдный стол, крытый выцветшим зеленым сукном, но даже по его виду становилось ясно, что тут уже давно никто не играл. Вдоль стен стояли старые кожаные диваны, над которыми были развешаны картины в рамах – произведения Евгении.
– Макс, – внезапно сказала Ира, шмыгая носом, – мне страшно.
– Чего тебе страшно? – холодно спросил он. – Евгению убили, потом убили ее мужа. Все очень даже логично.
Он отвернулся от нее и сел поближе к Виктории и Кириллу, которые устроились у окна в форме капли. Надя Каверина, морщась, смотрела на картину, которая висела на стене. Издали та казалась просто мешаниной пятен, но вблизи можно было разглядеть лицо и руки. Это было изображение диковинного человека, сидящего в кресле. В голове у него копошились какие-то крошечные фигурки, некоторые высунулись из черепной коробки и бесцеремонно, судя по всему, дергали его за волосы.
– Это ее работа? – спросил Дмитрий, имея в виду Евгению.
Надя кивнула.
– Смотри, тут написано: «Портрет писателя», – сказала она и вымученно улыбнулась. – Все-таки она талантливая была.
Подгорный покосился на картину, оттопырив губу.
– Лично я бы такое на стену не повесил, – заявил он.
«А ты прав, что и говорить, – внезапно подумала Лиза. – Как только станем тут хозяевами, картины уберем на чердак. Только на психику давят».
Невольно Виктория обратила внимание на то, как гости и хозяева распределились по бильярдной. В одном углу устроились Илона Альбертовна, Лиза, которая утирала глаза, и хмурый Филипп. В другом оказалась она сама, Кирилл, неподалеку от них Макс и возле Макса – Ира. Между этими двумя группами расположились супруги Каверины. Критик отошел к окну и повернулся спиной ко всем, что, впрочем, весьма для него характерно. Толя Владимиров стал у дверей, домработница бродила по комнате, то и дело поправляя вещи или вытирая пыль. Профессор Свечников остановился у бильярдного стола, делая вид, что чрезвычайно интересуется им, но было заметно, что его мысли на самом деле витают где-то далеко. Последним в бильярдную зашел Олег Кошкин. Он хмурился, и в полумраке его глаза казались почти черными.
– Вы будете вести следствие? – безнадежно спросила Лиза. – Я имею в виду, если папу отравили…
Плечи ее задрожали, и она снова заплакала. Слезы скатывались по ее длинному носу и падали на юбку.
– Снег все идет, – невпопад ответил Кошкин и поглядел за окно. – Антон Савельевич, если вы не возражаете, я бы хотел уточнить у вас пару деталей. Тет-а-тет.
– Надо же, какие образованные пошли сыщики, – буркнул Лев, садясь на подлокотник кожаного кресла, в котором примостилась Виктория. – Знают такие умные слова.
– Это будет допрос? – спросил профессор мрачно.
– Нет. Просто беседа без протокола.
Казалось, эти слова немного успокоили Свечникова.
– Хорошо, – сказал он. – Все равно мне нечего скрывать.
– Вот и замечательно, – серьезно ответил Кошкин. – Тогда побеседуем в библиотеке. Остальных я вызову потом.
Он обернулся к Толе Владимирову, и хотя все присутствующие могли поклясться, что неприятный капитан не сказал своему бывшему коллеге ни слова, не подал никакого знака, не подмигнул, даже не переменился в лице, Виктория словно воочию видела, как мысль Олега Кошкина передалась лжешоферу Доронина. Ты здесь остаешься, подумал капитан, так что проследи, чтобы в мое отсутствие ничего не случилось. И Толя Владимиров приосанился и расправил плечи. Можешь положиться на меня, словно отвечал его взгляд. Я уж присмотрю за ними, чтобы они тут не порешили друг дружку.
– Идемте, – сказал Кошкин профессору.
– После вас, – с убийственной вежливостью отозвался тот.
Они вышли из бильярдной, и дверь за ними захлопнулась.
Глава 10
Ты убил
Профессор Свечников огляделся. Всюду, куда ни кинь взор, – корешки с названиями. Полки, полки, полки. Застекленные шкафы. Стол, а на столе книги с втиснутыми между страниц закладками. На другом столе в углу – пишущая машинка «Эрика», на которой Адрианов сочинил многие из своих романов. Один шкаф возле двери был отведен под авторские экземпляры покойного, и каких только изданий тут не было. Журналы с выцветшими названиями, сборники, несколько собраний сочинений Адрианова, переводы на иностранные языки – болгарский, немецкий, чешский, итальянский. Кое-где на полках стояли редкие открытки, какие-то старые фотографии, сувениры. Поморщившись, профессор сел.
