– Если бы только слушали… Эти дуры подарки ей несут. Она отказывается принимать, так они мне да Татьяне суют, – развела Листвяна руками. – Мол, чтобы Улька отца Михаила про них спросила… А она, похоже, просто умом тронулась – не в себе девка. Да и не говорит она ничего такого – я нарочно с ними там сидела, слушала. Просто несет все подряд, что вспомнит из проповедей. Только перевирает их на свой лад. Бабы сами потом додумывают, как ее слова приложить к уже случившемуся. Она за один раз столько всего наговорит – там чего хочешь, то и услышишь. Я ее от всех дел по хозяйству освободила, не велика помощь с ее работы. Велела только за церковью присматривать да за кладбищем – могилки блюсти. Ну и бабам нашим следить наказала, чтобы не уморила себя голодом по дурости. Появится поп новый – пусть он и решает тогда, что с ней делать.
Уехала Анна с тяжелым чувством. Больше всего ее угнетало ощущение, что Листвяна права! Ну не может быть Улька пророчицей, никак не может! Но, с другой стороны, сны про отца Михаила она, похоже, и правда видит?
«Алена сама говорила: как толкнул ее кто, все бросила и в пустую церковь разве что не бегом побежала. Хорошо, пришла вовремя – успела девку из петли вытащить. А Улька, может, не умом тронулась, а истинное просветление у нее? Поди тут пойми… В Турове юродивые тоже на первый взгляд бесноватыми кажутся… Нет, Анька, не боярское это дело – тут священник решать должен. Подождём, пока нам из Турова вместо покойного отца Михаила нового пришлют, вот пусть он и разбирается. А у меня и своих забот полон рот».
Когда Елька примчалась к Анне и потащила за собой в кузню, посмотреть чего-то там, что сделал Кузнечик, боярыня только досадливо поморщилась – ну, не до того ей сейчас! Но дочь сказала, что и Арина ее просила прийти, и Андрей там ждет. Присутствие Андрея заставило Анну поторопиться: мужи бабьими безделушками редко интересуются, значит, и впрямь что-то важное.
Окончательно Анна убедилась в том, что не напрасно оторвалась от дел, когда заметила Макара, подходившего к кузне: и крестного отца сочли нужным позвать. За ним, разумеется, и Верка поспешала – ну как же без нее обойдется, коли речь зашла о её приёмыше!
Подойдя к дверям кузни, Анна застала их за разглядыванием чего-то, что держала в руках Арина возле раскрытого оконца. То, что Верка при этом громко ахала и восторгалась, не диво, но и Макар выглядел весьма заинтересованным.
А как взглянула, так и сама в первый миг едва удержалась от восторженного вздоха: похоже было, что серебристая кружевная бабочка вцепилась лапками в палец Арины и распустила крылышки, готовая взлететь… Никогда Анна не видела ничего подобного! Ни у заморских купцов на торгу, ни у купчих, ни у боярынь. Наверное, и у княгини такого не сыщется, хотя тут, конечно, трудно поручиться.
– Не делают такого! Не именно вот эту бабочку, – Арина взглянула на обомлевшую боярыню и продолжила: – а вообще таких вещей. У нас такого умения и не знают – чтобы из одной только проволоки узоры ваять. Нет, на пластинах узор греки, конечно, выкладывают и эмалью, бывает, покрывают. Дорогие вещи получаются, тяжелые, но чтоб вот так, как пух на одуванчике?.. Никогда не видела. И в Турове такого тоже никто не видел… Фома бы мне сказал…
Анна смотрела на стоящего в сторонке мальчишку, который, кажется, и не понимал даже, каким искусством владеет, а мысли сами в голове метались:
«Нет, надо же! Вот это? Малец сопливый сделал? Сам?!
Господи, так бы и смотрела, не отрываясь! Только куда же такое чудо приспособить? Ведь не ко всякому наряду подойдет… Разве что Аринину накидку заколоть? Вот! Именно! Надо непременно примерить и Софье показать…
Но если он такое за пару дней сделал, то, значит, к Турову может всем нашим девкам… И фибулы такие, и серьги… Если к платьям и кружевам еще и это диво… И княгине, княгине непременно в подарок! Если ей понравится… Ой, да кому оно не понравится!.. Тут же озолотиться можно!
Стой, Анька, выдохни и успокойся! Не спеши, тут как с кружевами, вдумчиво надо. Угу, вдумчиво… Ты на Верку глянь – до чего она додумается? Излишним рвением только испортит всё. Ну, ладно, в конце концов, подскажем, но вот хватит ли у них сил такое дело поднять? Ой, вряд ли… Опять же, Арина Тимке крёстная, а её в род давно приняли… Так что не обойтись им без Лисовинов. А как – договоримся, чай, не чужие.
…Ведь невесомая совсем – значит, серебра пошло всего ничего, меньше, чем за ленту на торгу заплатить. Стоить же такое может дороже каменьев – ни у кого и близко похожего нет! – а у нас будет. Так, проволоку из Ратного всю сюда заберу. Хорошо, Лавру с Кузьмой недосуг было её переплавлять. Надеюсь, и прочие, кому досталось, не переплавили еще. Цены этой проволоке не знают. Корней ругался, дескать, сколько серебра кто-то на баловство извел – и зачем? Была бы железная, хоть кольчуги латать сгодилась бы.
Вот мы у них эту проволоку по цене её веса и выкупим. Они бы ещё и за переплавку её в бруски кузнецам заплатили бы, а мы так купим. Я даже торговаться не стану – нельзя со своими. Всё равно выгоду многократную получим – и приданым для девок, и подарками для нужных людей».
– Так, значит, ты вот это за два дня сделал? – обратилась она, наконец, к самому виновнику переполоха.
– Не-а, дольше. Придумывать же пришлось… – Тимка что-то прикинул про себя. – Мож, неделю, но не целыми днями, а когда время было. А если только работу считать, то два вечера… Один – рисовал на бересте, а второй – делал. Днем-то некогда, – солидно пояснил он. Подумал и добавил: – На большее проволоки всё равно не хватало. И рисовать на бересте неудобно. На бумаге бы…
– Рисовал?.. – Анна с Ариной переглянулись.
Обычай рисовать завел в крепости Мишаня: на занятиях сначала сам простыми фигурками что-то изображал, а потом и отроков приучил. Софья увидела как-то и приноровилась зарисовывать новые узоры для вышивки и кружев – на память и посмотреть, всё ли ладно получится. Раньше-то все узоры из рук в руки передавали, от матери к дочери, от бабки к внучке, как от предков заведено.
Услыхав про рисование, неожиданно заинтересовался и Андрей, подал Арине какой-то знак.
– Рисунок у тебя сохранился? – кивнув Андрею, спросила она Тимку.
– Да вот… – Кузнечик пожал плечами, пошел в дальний конец кузни, вытащил откуда-то свернутую трубочкой бересту, бережно разгладил ее на наковальне и подал Арине. Андрей, а за ним и Макар подошли поближе и внимательно стали разглядывать сделанный стилом четкий рисунок.
Анна, разумеется, в стороне не осталась, полюбопытствовала. Заглянула Арине через плечо и удивилась еще раз: узор сам по себе замечательный, слов нет, но четкие уверенные линии, не робкие и прерывистые, как у Софьи и даже у Мишани, сразу выдавали опытную руку.
«Это ж сколько времени учиться надо, чтобы так уметь! В его-то годы!»
Но больше всего ее удивили цифры и буквы, которыми те линии помечены: совсем такие же, как она видела в записях сына!
«Значит, тому, что Мишаня знает, и впрямь где-то учат! Слава тебе, Господи! Хоть в этом облегчение – не происки нечистого тут, а знания. Пусть редкие – но всё-таки этому можно научиться, как чтению или письму, а не получить неизвестно от кого невесть как…»
