– Я написала в Сюмор, что нахожусь в пути на юг в Марсель, что буду ждать там тебя в надежде, мой дорогой супруг, что ты вскоре прибудешь туда.
Агнесса улыбается Изабелле в знак благодарности за передышку:
– Я никогда не забуду те печальные слова, которые сказала королева Иоланда, узнав о вашем спасении: «Когда он уехал в Неаполь, в глубине души я знала, что его ждет участь отца и старшего брата – та же самая участь. Это королевство – кубок с ядом, и оно отравило весь дом Анжу. Я должна была их поддерживать, всех троих, это был мой долг – и я его выполнила. А теперь больше ничего не осталось». Мне захотелось обнять ее, утешить… но поверьте мне, я не осмелилась к ней приблизиться.
Агнесса видит, как ее хозяйка кусает нижнюю губу, чтобы не дать слезам пролиться, но фрейлина должна рассказать свою историю до конца: они хотели услышать все – и она должна рассказать им все.
– Наконец в июле королева Иоланда получила весточку от вас, мадам, из Марселя, что ваш дорогой супруг благополучно высадился на сушу, хотя, конечно, пал духом, что вполне объяснимо. Миледи Изабелла, я видела, какое воздействие оказало ваше письмо на королеву-мать – письмо, в котором говорилось, что дела требуют вашего скорейшего возвращения в Нанси и что ее обожаемый сын не имеет ни сил, ни желания сейчас ехать в Анжу, чтобы предстать перед ней немедленно. Я знаю, что она ждала вашего возвращения каждый день, сир, но должна также сказать, что признавала ваши действия в интересах Дома разумными и объяснимыми.
После паузы Рене отвечает на невысказанный вопрос, который звучит в мыслях у обеих его собеседниц – и у жены, и у демуазель:
– Она была права – она знала меня очень хорошо. Я был физически измотан, но, кроме того, мне было слишком стыдно предстать перед своей матерью: она никогда не предавала меня, она поддерживала пять военных походов моего отца, брата и меня самого; она принесла в жертву себя и родных ради того, чтобы ее муж и сыновья могли гоняться за миражом, за королевством, которое мы считали своим по праву. Мы все знали, что моя мать делала все что могла для нас – она отдавала нам все: свою энергию, ум, силу убеждения, даже фамильные драгоценности – все это она тратила на то, чтобы финансировать нашу глупую несбыточную мечту. А теперь все кончено. – Изабелла берет его за руку и прикладывает к своим губам в знак сочувствия. – От немыслимого состояния моего отца не осталось ничего. Все потрачено на Карла VII, на моего брата Людовика и на меня. Это настоящая причина того, почему я сомневался, покидая юг. Помню, как я думал: «Вот же он я – так почему бы мне не исследовать сначала свои владения в Провансе, прежде чем пасть на колени перед моей обожаемой матерью и умолять ее о прощении?»
И Рене никнет головой, его крупное тело содрогается в рыданиях.
– Сир, пожалуйста, успокойтесь, – осмеливается шепнуть Агнесса. – Все в окружении вашей матушки знали о том облегчении, которое она испытала, когда услышала о вашем прибытии в Марсель.
Но он скрещивает руки на груди, обхватив себя за локти, и начинает покачиваться из стороны в сторону, чуть прикрыв глаза, губы его кривятся от боли.
Медленно, с трудом, Изабелла заканчивает повествование.
– Вы должны знать… я виню себя в том, что королева Иоланда умерла в одиночестве. Я подумала так: раз Рене уже едет к ней – ты можешь вернуться ко мне и помочь подготовиться к его прибытию в Нанси. Как же я ошиблась! Ведь именно тогда она нуждалась в тебе больше всего. Как же я корю себя за это решение! Моя дорогая… ты была встревожена моим вызовом?
– Мадам, признаю – в тот момент я разрывалась пополам. С одной стороны я хотела оказаться поскорее с вами и своими подругами в Лотарингии, но в то же время мне предстояло покинуть свою дорогую наставницу, которой я уже была предана всей душой. Я понимала, что, покинув Сомюр, скорей всего больше уже никогда не увижу ее. Но ее драгоценный сын был уже на пути к ней, поэтому было бы правильно оставить ее наедине с ним.
– Как ты ей сообщила? – спрашивает ее опечаленный господин.
– Мы поужинали вдвоем и сидели у камина: несмотря на то что было лето – вечером ощутимо похолодало. Я держала в руках вышивку – и опустила ее на колени. Королева Иоланда посмотрела на меня, и я сказала: «Мадам, поскольку король Рене благополучно прибыл в Прованс и вскоре приедет к вам – королева Изабелла спрашивает, могу ли я вернуться к ней на службу в Лотарингию?»
Я не успела больше ничего сказать, как она жестом остановила меня и взяла за руку: «Я понимаю, понимаю, и раз уж он едет – будет правильно тебе вернуться в Нанси. Я уверена, что научила тебя всему, чему могла, чтобы ты дальше могла идти по тому пути, который тебе уготован. Я стара, и весь мой немалый жизненный опыт подсказывает мне, каким именно этот твой путь будет. Ты преуспеешь, в этом я уверена, потому что я читаю в твоей душе и твоем сердце. Прошу тебя – помни о том, что я часто повторяла тебе: всегда следуй своему сердцу, потому что оно чистое и честное и никогда тебя не подведет». Затем она сняла со своего маленького пальчика вот это кольцо с рубином, которое я теперь ношу всегда, и надела его на мне палец, сказав, что оно помогало ей, а теперь будет помогать мне. Поцеловав меня в висок, она улыбнулась своей особенной, легкой, чуть кривоватой улыбкой, встала – и ушла.
Сир и мадам, вот вам вся история моего пребывания рядом с этой незабываемой леди – вашей матушкой. В конце сентября, пробыв у нее почти год, с великим сожалением я уехала в Лотарингию.
Глава 4
В течение долгой и уединенной поездки в Нанси (компанию ей составляли только стражники, охранявшие ее) Агнесса развлекала себя воспоминаниями о том, как она только прибыла на службу к герцогине Изабелле из дома в Турени в районе Луары. Изабелла была с ней ласкова и прониклась к ней симпатией с самого начала, но вот остальные члены свиты никогда не упускали случая напомнить ей, что она менее родовитая, чем они, что она самая молодая, а значит, должна всегда помнить свое место.
Она стоически переносила все эти трудности, тем более что сама госпожа часто выделяла ее среди прочих. Когда Агнесса не читала ей или не музицировала на арфе, Изабелла часто играла с ее золотыми локонами и расчесывала их – она даже одевала фрейлину в свою собственную одежду, как куклу! Агнесса была такого же роста, как Изабелла, и такой же стройной – и им подходили одни и те же наряды. Никогда не уставала Изабелла учить Агнессу, как укладывать ее волосы: «У тебя хорошие руки, дитя мое, мне нравятся твои прикосновения, нежные, но в то же время твердые!» – говорила она с самой своей ласковой улыбкой.
Фрейлины Лотарингии учились у своей герцогини грациозности и изяществу движений, они учились говорить тихо и опускать глаза, когда разговаривают с мужчинами. «Это самое главное, – объясняла им госпожа. – Никогда не лезьте вперед, будьте всегда деликатными и в речах и в одежде». Но в то же время она все время говорила им, что они прекрасны. «Вы у меня на службе. И для меня дело чести научить вас быть настоящими леди и устроить каждой из вас блистательную партию – если сочту вас достойными этого!»
