Держись веселее, Кит. Ты сгустил краски. У тебя все есть: талант, как минимум один друг, и лучшая девушка школы. А еще сестра, футбол, будущее, и мать с отцом.
С таким анамнезом в полицию идти попросту глупо. Наверняка скажут — парень, ты сошел с ума, ты видел по-настоящему несчастных подростков? Нет? Иди домой и молись, чтобы тебе не стать одним из них.
Проходя через мост, Кит наткнулся на Томми Митфорда, пожал ему руку и улыбнулся, а через две минуты забыл о встрече, и даже не обратил внимания на то, что Томми направляется в противоположную от школы сторону.
Томми тоже не обернулся и не остановился, чтобы перекинуться парой слов. Он был слегка оглушен ночными прогулками и нес на почту важный конверт — все то, что он, Карла и Алекс смогли выжать из банальной темы «Мой город».
В школу Томми не собирался. У него был план — отправить конверт, позавтракать в какой-нибудь закусочной и завалиться спать на берегу реки, спрятавшись под плакучими ивами, где раньше стоял индейский вигвам, сплетенный Карлой-скво из гибких длинных веток.
Паралитику незачем покупать горный велосипед. Диабетику не нужен торт со взбитыми сливками, слепому не нужен билет на премьеру мирового шедевра, собакам не нужно играть в бейсбол… Томми Митфорду нечего делать в школе, по крайней мере, сегодня.
Томми не выспался и вымотался.
На почте он сдал конверт мистеру Пибоди, заплатил и задержался только на минутку, чтобы спросить, как же звали неуловимую миссис Пибоди…
— Кристина, — буркнул мистер Пибоди. — Ее звали Кристина, и если ты хочешь прожить эту жизнь счастливо, начинай прямо сейчас молиться о том, чтобы тебе попалась такая же жена и чтобы она не бросила тебя, как бросила меня.
Томми спустился вниз на пару кварталов и нашел закусочную, где утром подавали блинчики с начинкой десяти видов. Томми выбрал вишню, съел два блинчика, запил сильно разбавленным кофе, и попросил блинчик с медом.
После завтрака в кармане все еще остались деньги. Ощущать их в кармане было морозно-страшно, и Томми поторопился потратить — купил розовую орхидею в прозрачной коробке, перевязанной серебристой лентой.
На улицах становилось все больше людей, и к реке Томми пробирался переулками, то и дело оглядываясь и выискивая знакомые лица, видеть которые очень не хотелось.
На берегу под ивами все осталось по-прежнему, но вздыхать об ушедшем детстве и разрушенной дружбе Томми не хотел. Только хмыкнул, вспомнив, как Карла сидела в шалаше и делала вид, что режет на полоски мясную тушку, роль которой исполняла скомканная листва. Изрезанные листья она «коптила», насаживая их на сучки и веточки, а после угощала ими и Томми, и Алекса, который был пленным, поэтому есть отказывался.
Иногда детям остро не хватает поддержки от их повзрослевших двойников, подумал Томми. Было бы здорово залезть в машину времени, метнуться назад, заглянуть в шалашик и сказать себе-Томми:
— Привет, привет. Сегодня утром ты разбил мамину любимую чашку? Не удивляйся, я все знаю, потому что я — это ты. Так вот, Томми, плюнь ты на эту чашку, все самое плохое еще впереди. А пока наслаждайся тем, что Карла пичкает тебя толченой листвой, потому что в будущем она предложит тебе угощение совсем другого рода, и тебе будет далеко не так весело.
Сейчас ты очень хороший и добрый мальчик, Томми, знай об этом. Тебе никто такого не скажет, кроме меня. Мама считает, что ты слишком плаксив, и совершенно не понимаешь, что к чему. Папа тебя мало замечает, просто убрал от тебя подальше инструменты и не взял с собой на бои грузовиков — бои грузовиков происходят раз в столетие, и это было обидно, правда? Так вот, они тебе этого не скажут, потому что почему-то считают нужным говорить только то, что тебя по-настоящему ранит, а не то, в чем ты нуждаешься. Но я здесь как раз затем, чтобы сказать — ты молодец, Томми. Ты хороший мальчишка, и пусть ты болеешь чаще, чем болеют лабораторные крысы, это тебя не портит. Со временем ты начнешь верить родителям и понимать, что с тобой что-то не так. А когда ты в это веришь, в это начинают верить все остальные. Все станет очень сложно, Томми. Тебя будут унижать и не принимать всерьез. Тебя будут бить и подставлять. Учителя быстро переведут тебя в зону невидимости, потому что они ничего не могут поделать. Но все это будет сильно позже, Томми, и я хочу, чтобы когда все это наступит, ты знал и помнил — ты хороший мальчик. Добрый и хороший. Запомнишь? Запомни это.
Томми свернулся на влажной и холодной еще траве, подложив под голову свернутую куртку, и очень быстро заснул, все еще представляя себе, как рассказывает тому, маленькому Томми из прошлого, как жить дальше и чего не следует бояться.
Снился ему сон, далекий от этих размышлений. Приснилось, что он — кто-то другой, совсем другой парень по имени Томас, и сидит он в церкви, пустой и непривычно холодной. Твердая скамья давит на позвонки и ключицы, леденит шею. Напротив него — неразборчивая статная фигура, распростершая руки. И именно ей Томас, безо всякого сочувствия и сожаления, говорит, что дело передано на контроль тому, кто действительно разбирается в людях и их мелких страстишках.
И фигура растворяется, а Томас вынимает из-под скамьи карабин и идет по улице, насвистывая, а рядом, припадая на обе ноги, хромает сам дьявол, совершенно не страшный, доверчивый и уставший. Дьявол держится за руку Томаса своей горячей лапой и просит немного подождать…
— Я подожду, — говорит Томас, — отдышись.
Вскидывает карабин и стреляет в первого же показавшегося на пути человека, а тот разлетается, как упавшая хэллоуинская тыква. В жидком крошеве скользят ботинки, рядом — скальп гурона, и его Томас поднимает за мокрую кисточку волос.
— Теперь ты все понял? — спрашивает он у скальпа, а тот болтается, словно флажок на сильном ветру.
Проснулся Томми с небывалым ощущением силы и веры в себя, и только порыв ледяного ветра, вид вечереющего неба и двадцать пропущенных звонков на телефоне, оставленном на виброзвонке, напомнили ему о том, кем он является и что натворил.
Звонки от матери и Карлы, от Кита — ни одного.
Томас из сна слетел со скорчившегося на траве Томми, как облетает сухая листва с осенних деревьев.
Он вызрел в зыбком сновидении. Подарил несколько секунд уверенности в себе, и тут же рассыпался прахом.
Мать наверняка уже обнаружила пропажу денег и узнала, что Томми не было в школе. Наверное, ищет его в реанимации, заблеванного и с карманами, набитыми наркотой.
Томми отряхнул от травинок и сора коробочку с орхидеей — цветок остался таким же свежим, как и был утром, будто был неживым, а сделанным из тонкого пластика.
Запихивая коробку с орхидеей в школьный рюкзачок, Томми держал мобильник у уха, прижав его к плечу наклоненной головой.
— Карла? Все в силе? Я зайду через полчаса или минут сорок.
— Хорошо, — покорно ответила Карла. — Ты пропустил школу. Заболел?
— Выздоровел.
