— А когда она стала отсталой? Тогда, когда меч ислама завоевал ее престол, когда христиане-британцы разграбили и разорили ее, когда железный закон силы посягнул на учения Будды о доброте и добродетели!
— Ваша убежденность похвально тверда, монах. А что вы скажете о Законе?
— Закон таков: каждая причина порождает следствие, которое, в свою очередь, становится причиной. Все на Земле подчинено этому вечному закону, неизменному и несомненному.
— А что такое эволюция? Это — современное понятие, Будда не мог такому учить.
— Конечно же, он не учил материалистической эволюции в западном понимании, ибо разум не может родиться из холодной, мертвой материи, жизнь не может родиться из безжизненной формы. Будда утверждал бесконечную эволюцию, или раскрытие, посредством незримой и всепроникающей Сущности.
— Но буддисты — атеисты.
— Это не так. Ваши священники учили вас неверно. Должен согласиться, что восточные представления о Боге несколько отличны от тех, какие исповедуют на Западе. Буддисты считают, что личность, облеченная в форму, не может присутствовать повсеместно, но они верят в бесконечного и всепроникающего Брахмана.
— Ладно, не будем спорить. И Христос, и Будда — оба были замечательными личностями. И вообще, наша беседа слишком серьезна для бального зала. — Сказав это с присущей ей мягкостью, она взяла меня под руку.
— Тогда не дать ли нам отдых своим умам, приняв участие в танце? — отважился спросить я, когда зазвучали первые аккорды вальса.
— Только подумать: монах и монашка танцуют! Тут ничей ум не сможет сохранить серьезный настрой. Как бы и нам не впасть в легкомыслие, — засмеялась она.
— Ничего подобного не случится, — заверил я, — ум, обладающий силой, может заниматься разными вещами в разное время. Просто не стоит все сваливать в одну кучу, ибо результатом будет лишь замешательство, для мудрости не останется места. Потом, когда закончится танец, мы посвятим себя обсуждению учения, а сейчас пусть отдых освежит нас.
— Вы рассуждаете мудро, брат, посему монашка, хотя это и против правил, согласна танцевать с вами.
Она положила руку на мое плечо — и будто фея прикоснулась ко мне! Неужели это она была пастушкой? Трудно поверить. Неужели тогда эта девушка усилием воли могла сдерживать порывы души? Сейчас она была самой собой, ее сердце горело живым огнем, головка склонилась мне на плечо, я чувствовал биение ее сердца. И наши души под эту нежную музыку слились в гармонии здесь, на Земле. О, какая радость! Наши души едины… Но что это? Музыка кончилась? Как недолго все длилось! Как обманчиво счастье.
Иола первой пришла в себя. Лишь на время слившись со мной, а теперь вновь став отдельной личностью, она сказала:
— Пойдемте, брат мой, нам не следует более терять время, вернемся к нашим занятиям.
— Терять время! — возмутился я, идя, тем не менее, вслед за ней к двери учебного зала.
— Да, терять время, — повторила она жестко и добавила с искренней убежденностью: — Это было всего лишь временное единение, но есть вечное.
Мы вошли в учебный зал, она села напротив меня и задала вопрос:
— О чем ты думал с прошлой нашей встречи?
— Сестра, — я слегка запнулся на этом слове, — я думал, в основном, о тебе.
— Ничтожный предмет для размышлений, — отрезала Иола и, не дав мне возразить, продолжила: — До танца ты говорил мудро. Свидетельствует ли это о том, что ты способен сосредоточиться и контролировать свой разум?
— Я достиг некоторых успехов в этом еще до нашей встречи, — искренне сказал я, надеясь изменить направление ее мыслей.
— Значит, со времени нашей встречи ты не преуспел в этом?
— Должен сознаться, нет, — ответил я, смешавшись.
— Значит, я оказала на тебя дурное влияние. — В ее голосе прозвучала печаль, и я поспешил возразить:
— Нет! Никакого дурного влияния! Только мое сердце берет верх над разумом. Любовь завладела мной. Иола, моя давно утраченная возлюбленная, я люблю тебя. — Я протянул к ней руки, готовый заключить ее в объятия, но взгляд Иолы словно оттолкнул меня. Ее голос выдавал удивительное самообладание:
— Неужели весь прошлый опыт прошел для тебя даром? Неужели вся боль, все страдания, через которые мы прошли, не принесли никаких результатов? Разве должны мы, привязанные земными желаниями, продолжать жизнь за этой завесой ничтожества? Разве мы погибли на горе Зет, томились в монастырских застенках напрасно? Нет! Это было для искупления, изживания злых дел, сотворенных в еще более ранних жизнях. Это было для того, чтобы мы поняли: всякая эгоистичная любовь ненадежна. И теперь, с изжитыми кармическими долгами, со всеми переживаниями, записанными в наших душах, должны ли мы из-за своей слабости все еще медлить за завесой ночи и смерти, оставаясь жертвами перерождений?
Говоря это, она подалась вперед, ее вуаль была откинута, выразительные карие глаза сияли духовным огнем. Ее слова не обескуражили меня, наоборот, я ощутил прилив вдохновения и смог взять под контроль чувства.
— Ты вызвала воспоминания о моей любви к тебе в давно прошедшие времена, и это, в дополнение к настоящему, делает ее еще сильнее. Но знай, душа моя, любовь эта чиста. А что может быть выше чистой любви?
— Любовь, пока она пропитана мыслями о себе, не может быть абсолютно чиста. Чистая любовь принадлежит всему, охватывает все, забывая о себе. Что же ты любишь? Душу мою или тело?
— Душу. Я не думал о теле.
— Сполна ли ты осознаешь смысл своих слов? Если да, то можно надеяться на высшие планы любви.
— Я сознаю их смысл. Я люблю твою душу.
— Но способен ли ты любить, совершенно отрешившись от тела?
— Ты говоришь о высших планах… Если такая любовь возможна, я способен на нее. — Наверное, душа Иолы помогала моей подняться до собственных высот, ибо я ощутил вливающуюся в меня духовную силу.
— Это возможно, — сказала она. — Тому есть подтверждения. Мы можем любить разумом, душой, духом. Даже самая возвышенная любовь в земных союзах — не более, чем туманное предчувствие той великой любви. И я думаю, ты еще не до конца понимаешь ее природу.
— Тогда объясни мне, сестра, как достичь этого высшего плана любви.
— Хорошо, узнай то, что известно немногим. Каждый человек целостен сам по себе и не имеет недостатка ни в чем, если ищет в собственных глубинах. Любовь — это всего лишь желание души вновь обрести ту часть себя, которая ею утрачена и без которой ее счастье неполно. Не думай, что душа не может утратить части себя. Может. То, чем мы обладаем, хотя и не отдаем себе в этом отчета, может быть либо утрачено, либо спит — присутствует, но не проявлено. Совершенное же существо полностью самосознательно и отдает себе отчет в отношении своего состава и качеств. Такое совершенство и должно стать нашей целью. Знай, что ты — во мне, а я — в тебе; через тебя я осознаю тебя в себе, а через меня ты осознаешь меня в себе. Это — Непорочная Свадьба. Это — встреча невесты и жениха и единственный брак, ведомый на небесах.
