Услышав этот вопрос, я взглянул на Иолу, и она ответила:
— Завтра, Владыка.
— Очень хорошо. Сначала вы поедете в Берлин, затем в Санкт-Петербург, Москву, Вену, Константинополь и Рим. Я приготовлю рекомендательные письма, которые вам пригодятся. А сейчас можете идти и готовиться к отъезду. Объявляю вас мужем и женой, связанными священными узами в нашем Братстве.
— Свидетельствуем это, — сказали мужчина и женщина, которые до сей поры хранили молчание. Затем по знаку государя мы покинули комнату и направились к своим апартаментам. Радость полыхала во мне, и едва войдя в гостиную, я обнял Иолу, прижал к себе, шепча: «Моя любимая, моя милая жена».
— Да, теперь я — твоя жена и буду делить с тобой все, исполнять твои желания, — ласково отозвалась она. — Но известны ли тебе правила Братства на этот счет?
— Не все. Каковы они, дорогая?
— Я — жена тебе до тех пор, пока мы равны, имею равные с тобою права во всем и одна могу распоряжаться своим телом.
— Наш брак я и не воспринимаю иначе! Ни за что не женился бы на женщине, которая не стала бы требовать равноправия в том, что касается интимных взаимоотношений, — заверил я, убежденный в правдивости своего ответа.
— Мне известно это, дорогой. Так как, будем мужем и женой или целомудренными друзьями?
— Будем целомудренными друзьями, — не замедлил ответить я. Иола обняла меня, а я скрепил наш договор братским поцелуем.
На утро мы были готовы к свадебному путешествию.
— Я всегда беру в дорогу только самые необходимые вещи, — сказала Иола, указывая на свой небольшой кожаный чемоданчик.
— Браво! Никакой аспект твоего образования не был оставлен в небрежении, — восхитился я, представив себе багаж обычной невесты.
Мы как раз закончили завтракать, когда подошел официант-индус и сказал:
— Учитель желает вас видеть.
— Пойдем сейчас же, — отозвалась Иола, и мы поспешили в ту часть дворца, где находились апартаменты государя. На этот раз страж пропустил нас без промедления. Государь был один и, когда мы вошли, достал пачку писем.
— Эти письма откроют вам доступ к руководителям различных групп. Они написаны иероглифами, значение которых вы, Иола, объясните мужу. Несмотря на то, что их текст понятен только посвященным, следите, чтобы ни при каких обстоятельствах мои послания не попали в чужие руки, потому что написанное в подобной манере вызовет подозрение и может навлечь на вас неприятности. Первое письмо адресовано врачу берлинского двора, второе — личному врачу русского царя, третье — Николаю П., московскому губернатору, затем следуют письма военному министру в Вену, врачу итальянского короля и высокопоставленному должностному лицу из Ватикана. Как видите, пока мы сравнительно немногочисленны, но берем качеством, опираясь на поддержку влиятельных людей, рассеянных по всему свету, что позволяет нам создать невидимую силу, победить которую не представляется возможным. Поэтому последующие события в Европе вовсе не будут случайностью.
Произнося эти многозначительные слова, он вручил мне половину оторванной карточки, испещренной подписями:
— Если кто-либо когда-либо покажет вам вторую половину этой карточки, подчинитесь ему, как члену высшего совета, и полностью доверьтесь. И вот вам чек для Французского банка на 500 тысяч франков. Можете полностью распоряжаться всей этой суммой. — Государь с улыбкой смотрел на меня. — Мы весьма признательны за ваш любезный вклад в наше дело, но сейчас не испытываем крайней нужды. Иные даже говорят, что, будь на то наша воля, мы в течение двух недель смогли бы оплатить национальные долги всего мира. Так что нам не нужны ваши деньги. Третий же документ мы уничтожили. Теперь вы вольны ехать. Строго придерживайтесь данных вам указаний, внимательно наблюдайте все, с чем сталкиваетесь, старайтесь разузнать обо всем, что может пригодиться в будущем. Существуют определенные правила относительно периодической переписки со мной. Иола ознакомит вас с ними. Да сопутствуют вам силы Братства. — Он поклонился, и мы расстались.
Полчаса спустя подали карету, и вскоре мы уже быстро катили по дороге в Париж, пристроив на крыше экипажа мой саквояж и сундучок Иолы. Так началось наше необычное свадебное путешествие, длившееся почти год — год счастья и познаний. Иола и я стали единым существом. Наши вкусы совпадали. Наши желания и помыслы были схожи и устремлялись к одному и тому же. Нельзя и представить себе более гармоничного союза.
Мы посетили почти все основные европейские столицы и познакомились с членами различных лож, которые, подобно парижанам, являлись наиболее утонченными и интеллектуальными людьми своих стран. Политическую ситуацию на континенте можно было назвать какой угодно, только не спокойной. Среди недовольных масс почти повсеместно наблюдались революционные настроения. Волнения охватили даже правительственные круги. Мы отслеживали все эти события, и ничто не могло помешать нам выполнять предписания.
Все это время Иола и я жили как целомудренные друзья, как брат и сестра, хотя были супругами по закону и считались таковыми в обществе. Государь и его совет утвердили наши супружеские отношения, им не препятствовали ни законы природы, ни законы общества. Я знал, что малейшее желание с моей стороны не нашло бы отказа у Иолы, и все же сдерживал себя. Это была одна из моих величайших побед над владыкой зла, ибо, как сказал Будда: «Нет ничего более трудного, чем воздерживаться от того, что разрешено». Соблазн не властен над морально устойчивым человеком, если он знает, что, поддаваясь ему, нарушит закон морали. Поэтому я без гордости и тщеславия говорил «нет» всем соблазнам, поступая так во имя идеала — чистой любви, высшей жизни и знаний. Жаль, что мало кто осознает реальные возможности этой силы. Тот, перед кем всегда стоит чистый идеал, кто думает о нем, не собьется с пути под влиянием желаний. Его разум, впитавший в себя искреннее стремление к правде и знаниям, не погрязнет в нечестивых помыслах.
Мы уже покинули Рим и проводили прекрасный месяц май под Флоренцией, на загородной вилле сеньора Пароди — главы флорентийской группы. Однажды Иола и я осматривали достопримечательности города. День был чудный. Мы посетили большой собор, провели несколько часов в картинной галерее, познакомились со многими живописными полотнами во дворце Питти и около трех часов пополудни отправились обратно на виллу. Поднявшись на вершину холма в окрестностях города, мы остановили экипаж, чтобы полюбоваться открывшейся взору величественной панорамой. Стоял один из тех дней, какими может похвастать только Италия. Я всегда буду вспоминать его с удовольствием. Вверху — синее итальянское небо с разбросанными то тут, то там пушистыми облаками, отливающими всеми цветами радуги, внизу — громадное море крыш с возвышающимися над ними башней дворца, колокольней Джотто и куполом Брунеллечи.
— По этим улочкам прогуливался Данте, — сказал я, вспомнив строки «Ада» — великого произведения этого мало кем понятого поэта.
— Да, — откликнулась Иола. — А ты знаешь, что его «Ад» представляет собой одно из наиболее мастерски выполненных аллегорических описаний преисподней?