– А кто может этого не хотеть? – Ксантипп надеялся на мудрость старейшины.
– Дак, вроде все свои, – растерялся Тимей. – Разве что какая вражина, но откуда? Трудный вопрос. И подумать не на кого! Не могу! Разве что Тиар-кузнец? Он пришлый. Про него мы ничего не слыхали раньше. Да и фибула, которую вы, господин Ксантипп, нашли, похоже, из его изделий.
– Мы же его от пыток всадников Цербера спасли! – сказал Ксантипп.
– Мало ли, чего изобразить-то можно. Да и не сильно он от тех пыток пострадал! Видал я, как пытают, и что после пыток с людьми делается. А так посмотреть – его почти и не пытали, а погладили! И, к тому же, последним он, как говорит Крикс, заходил в пещеру. Вот оно как! Однако самому мне кузнец нравится. Хороший работник, старательный! Любую вещь откуёт! Наверное, всё-таки не он. А кто же тогда? Одни боги ведать могут! – заключил старик.
Ксантипп лишь хмыкнул на это, решив, что со старейшиной дальше смысла говорить нет. Отпустив Тимея, он подозвал испуганную Фиолу.
Что-то она сделала не так! Это тревожило Ксантиппа. Ему не нравилось поведение Фиолы!
3
– Ну? – он сурово посмотрел на девушку. – Что ты делала в пещере и почему отказалась называть причину Криксу? – спартанец говорил строго, но очень сомневался, что перерезать горло всаднику Цербера могла женская рука.
– Я-я… – чуть не плача, попыталась объяснить своё поведение Фиола. – Просто захотела посмотреть на пленного всадника Цербера. Слишком долго они нас пугали. Нам от них бегать и прятаться приходилось, потом появился ты, после чего мы увидели мёртвых всадников Цербера. Мне хотелось понять, чем они так пугают народ. О них же кучу страшных историй рассказывали. Что они и не люди вовсе!
– Но ты же видела, что они совсем не страшные и легко поражаются мечом! Сколько их я уже поубивал!
– Я понимаю, но их не становится меньше! Всадников Цербера слишком много, они злобные, жестокие, коварные. Они не ведают жалости, не верится, что такие могут быть простыми людьми. Скорее, это хищные звери, а не подобные нам. Вас, спартанцев, считают суровыми воинами, но я никогда не замечала за тобой жестокости.
– А зачем она нужна? – улыбнулся Ксантипп. – В бою я больше похож на механизм, чувства, когда ты сражаешься, только мешают Я же не убийца, а воин!
– Убийцы тоже могут убивать, ничего при этом не ощущая. Они, кроме равнодушия, ничего не испытывают! – глубокомысленно заметила Фиола.
Ксантипп подумал: откуда у крестьянской девушки столь философические мысли? Он почти ничего не знает о прошлом девушки! Как она жила раньше? Кто были её родители? Откуда у неё столь утончённая фигура, кисти рук, не испорченные тяжёлым крестьянским трудом, умение держаться, не свойственное большинству простолюдинок? А вот теперь ещё и умение философствовать! Как будто Фиола была не жительницей варварского малоазиатского побережья, пусть и эллинизированного после походов Александра Македонского и его полководцев, а уроженкой просвещённой Эллады.
Ксантипп понимал, что ему необходимо расспросить Фиолу подробней, но что-то удерживало его. Неустрашимого спартанца страшило то, что он узнает о девушке нечто такое, чего бы предпочёл никогда не узнавать. Его сомнения разрешила сама Фиола.
– Я понимаю, – с трудом подбирая слова, начала говорить девушка, – всё, что связано со мной, последнее время вызывает у тебя большие сомнения. Мне надо как-то рассказать о себе, чтобы ты знал…
– Что?
– Я почти не помню своего детства, но родилась я не здесь. Настоящих своих родителей я не знаю. Меня нашли на берегу моря среди обломков корабля вместе с Меленоном. Мне было не больше пяти лет, а брату где-то около года. Из воспоминаний детства у меня остался лишь вид большого белого дома в окружении цветов и садовых деревьев. Похоже, ни крестьянкой, ни даже бедной девушкой я не была. Но после кораблекрушения я лишилась всего, что у меня было. Куда мы плыли, кто были мои родители, где мы жили – всё это так и осталось неведомым. С тех пор я и Меленон воспитывались у приютивших нас крестьян. И дедушка Тимей стал мне самым родным человеком, ближе которого никого нет. Сейчас появился ещё и ты. Я пыталась что-нибудь узнать про своих родителей, но безуспешно.
– Всё понятно! – с облегчением произнёс Ксантипп. Он опасался, что услышит что-то более страшное… – А почему старейшина Тимей так сильно не любит Археса?
– У Тимея был сын – Иолай. Он и Архес были друзьями, – рассказывая, Фиола заметно волновалась. – Однажды на деревню налетели всадники Цербера. Иолай был женат на Асте, она приглянулась кому-то из всадников и её хотели забрать с собой. Обычно большинство крестьян покорялось их желаниям, предпочитая не спорить и не сопротивляться. Всадники Цербера никак не ожидали, что кто-нибудь возразит им, но Иолай сильно любил жену и решил, что не отдаст её. Всадников было семеро. Они потащили упирающуюся Асту. Она кричала и молила о помощи. И тогда Иолай, не выдержав, кинулся её отбивать. Сначала его просто избили и отшвырнули в сторону, но он встал и вновь бросился за ними. Один из всадников Цербера попытался пронзить его копьём, но Иолай успел ухватиться за древко и вырвать оружие. После чего нанёс несколько точных ударов, убив или ранив троих врагов. Но при последнем ударе копьё сломалось, и Иолай остался без оружия. При этом событии присутствовал Архес, его друг. Он испуганно жался к плетню, наблюдая за происходящим, но не делал ничего, чтобы помочь Иолаю. Копьё одного из убитых всадников Цербера отлетело к его ногам. «Архес! – закричал Иолай. – Кинь мне копьё!». Но тот только трусливо выдавил: «Нет-нет!» Всадники Цербера убили безоружного Иолая, а потом, разозлённые потерями, перерезали Асте горло. Так, в один день Тимей лишился сына и невестки, поэтому он так ненавидит и презирает струсившего Археса.
– Понятно! – кивнул спартанец, который с самого рождения считал трусов самым последним ничтожеством, хотя и горделиво считал, что презрение к смерти – это достоинство только настоящих спартиатов.
Ксантиппу было ясно, что без допроса кузнеца Тиара не обойтись. Ну, не Меленона же подозревать, в конце-то концов. Но и кузнеца обвинять Ксантиппу не хотелось. Разве что пленный сказал Ксантиппу какую-нибудь гадость и тот, вскипев, прикончил злодея? Ведь совсем недавно всадники Цербера пытали кузнеца! Эти мысли тоже не радовали, но зато успокаивали. Убивший из мести кузнец – это всё же лучше, чем коварный предатель, затаившийся и ждущий вновь удобного момента, чтобы нанести удар в спину.
4
Прежде чем приступить к расспросам кузнеца, Ксантипп решил перекусить. По своей спартанской привычке ел он умеренно, но обходился без знаменитой «чёрной» спартанской похлёбки, состоящей из чечевицы, чеснока и бычьей крови, которую, если честно признаться, никогда не любил. А ел он её лишь тогда, когда нужно было произвести впечатление на гостей своей приверженностью законам и заветам Ликурга. В частности, это приходилось делать в Египте и Карфагене, убеждая присутствующих в суровости и выносливости спартанцев. Фиола торопливо сбегала за едой.
