Есть еще один аспект, позволяющий утверждать, что голос «Scherer» был первым живым протестом в австрийской провинции рубежа веков. И это аспект социокультурного характера. Сатирические листки с карикатурами и сериями рисунков еще только начали создаваться.
Нельзя не принимать во внимание, что иллюстрированные газеты пользовались большим успехом у народа: общественно-политическая периодика классического образца была рассчитана на политизированного читателя и быстро утомляла своей информативностью и пространными рассуждениями, а листок с рисунками, эпиграммами и скетчами нравился широкому кругу простых людей и воспринимался как живой голос родного края. Уникальность такого явления имеет не только узковременную ценность: к сожалению, такой жанр, как иллюстрированная сатирическая периодика, практически предан забвению.
Поэтому, несмотря на все претензии, газета антиклерикального пангерманиста Хабермана предстает в начале века как орган прогрессивной обличительной журналистики, бросающий вызов консервативной прессе.
Освещая страницы австрийской печати той бурной эпохи, журналист и переводчик Петр Звездич
[282] писал: «В Тироле, где клерикалы пользуются еще огромным влиянием на малокультурное и невежественное горное население, процветает клерикальная журналистика («Tiroler Volksblatt», «Neue Tiroler Stimmen»), которая здесь отличается резко агрессивным характером.
С клерикальной фалангой ведет ожесточенную борьбу целый ряд органов либеральной журналистики (“Innsbrucker Tagblatt”, “Meraner Zeitung”, “Pusterthaler Bote” и другие), из коих некоторые, как “Der Scherer”, постоянно подвергаются конфискациям за свои остроумные нападки на патеров»
[283].
Как видно из этого текста, даже Петр Исаевич Звездич (Ротенштерн) оценивает националистическую «Der Scherer» достаточно объективно и позитивно, принимая во внимание не ее тактику, взгляды и методы, а скорее, ее стратегию и конечные цели.
* * *
Вполне объяснимо, что в ноябрьском конфликте 1904 года газета Хабермана оказалась по одну сторону баррикад с националистической Народной партией и пангерманистами. Тому было несколько причин.
Во-первых, на «младотирольцев» оказала влияние личность их наставника Пихлера, сражавшегося с итальянским нашествием в середине XIX века.
Во-вторых, многие из них родились и выросли в Южном Тироле, где итальянский национализм преобладал над немецким. И, наконец, такому отношению способствовала трагическая судьба одного из «людей «Scherer»» – художника Августа Пеццеи.
* * *
Территория вокруг «Scherer» к 1904 году начала опасно сужаться: к ней все ближе подступали цензоры. Оборудование постепенно перевозилось в Линц.
1904 год был последним годом пребывания газеты в Инсбруке, уже декабрьский номер вышел под грифом Линца. Редакция все время находилась в опасной близости от соборов и административных центров – на самой границе «старого» и «нового» города.
Первый номер нового года открывал стихотворный девиз:
Не ошибается лишь тот,
Кто ничего не делал.
Ошибок путь вперед ведет
Решительных и смелых
[284].
Это четверостишие, основанное на известном выражении «Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает», могло бы послужить ответом тем противникам газеты, которые разили ее стрелами со всех сторон.
В «Scherer» все чаще появлялась тема простого человека – шахтера или селянина. Иллюстраторы изображали на первой странице мускулистого шахтера, молотком пробивающего себе дорогу в горной породе. В этом горнорабочем угадывался и аллегорический аналог самой газеты «Scherer».
Одним из любимых авторов «Scherer» был Теодор Кёрнер. Его давно не было на Земле, но о нем часто вспоминал Пихлер, родившийся через шесть лет после смерти поэта, а сам дух Кёрнера незримо витал в коридорах редакции. Именно его стихи газета поместила под рисунком, изображавшим рабочего с молотком:
На-гора! Кувалде глубже погрузиться!
На-гора! Сквозь стену крепкую пробиться!
Ударим все вместе! Содружеством верным
Пробьемся сквозь камень и вторгнемся в недра!
[285]Теодор Кёрнер (Theodor Körner) (23 сентября 1791–26 августа 1813) был сыном дрезденского верховного судьи. Уже к пятнадцати годам он стал известен как одаренный поэт и музыкант, а когда ему едва исполнилось восемнадцать, на сцене крупнейшего театра страны, Венского «Бургтеатра», начали ставить его пьесы.
Всего вышло пять стихотворных сборников, пять рассказов и семнадцать пьес Кёрнера. Он погиб за месяц до того, как ему должно было исполниться двадцать два года. В начале июня 1813 года в лагере под Лейпцигом, где находился Кёрнер, сложилась неблагоприятная обстановка из-за внутренних раздоров командования. Шла речь о перемирии, а солдаты были измотаны долгим походом. После известного лозунга генерала Фурнье «Перемирие для всех, кроме вас!» отряд оказался разбит, а Кёрнер был смертельно ранен саблей. Он смог отползти в заросли, где успел написать в блокноте свое последнее стихотворение – «Прощание с жизнью».
Как боль горит внутри, и покидают силы…
Скрестились все извечные пути.
К тебе взываю: Господи, прости!
Смиренный раб твой на краю могилы.
Являются картины пред закатом,
Прекрасные, нездешние мечты.
Мне б только мужества и чистые листы!
Но близок мой конец, и нет возврата.
Горел я пламенем священного огня
И в юности узнал небесны своды
Безбрежной и неведомой свободы.
Теперь она пришла забрать меня.
Я был здесь, на земле, и будто не был,
А руки ангелов уносят меня в небо…
Стихотворение о горняке, пробивающемся к свету, было не совсем типичным для романтика Кёрнера, но было типичным для «Scherer». Авторы газеты писали статьи о тружениках и рассказы под названиями «Из глубины», «Простые люди». Они сочиняли и маленькие стихотворные сценки-скетчи, вроде такой:
Барон: Меня ты выбрал, так чего же боле!
Теперь барон с крестьянином друзья.
Крестьянин: Не помню, чтоб кого-то выбрал я.
Барон: А то уж не твоя, а Божья воля!
И вот теперь тебе я господин,
А ты, как был, – дурак-простолюдин!
[286].
* * *
