Сторонники Баттисти, шумно отмечавшие открытие факультета и устроившие гуляния по городу с пением песен, тоже не были похожи на убежденных интернационалистов, ищущих новую реальность. Скорее, они были похожи на экстремистов.
Гаэтано Арфе называет лидера трентинских социалистов «ветераном судебных и тюремных авантюр»
[382] и делает вывод, что его политические воззрения были «в большей степени основаны на вере и в меньшей – на теории и науке».
Не имеют ответа и возникшие у итальянской стороны, но ничем не подтвержденные подозрения о возможности скрытого сотрудничества между немецкими демонстрантами-радикалами и правоохранительными органами.
Например, утверждается, что австрийская полиция арестовала 137 итальянцев без видимой причины, а уж мирный филолог Де Гаспери, читавший «Фауста», и вовсе попал в тюрьму на двадцать дней совершенно случайно. Все заключенные были отпущены без судебных слушаний, и никакого дела против них не завели. Это, по мнению сторонников версии «скрытого сотрудничества», свидетельствует об абсолютистской линии немецкого правительства города и представляет его и полицию не в лучшем свете.
На самом деле все выглядит наоборот. Например, совершенно очевидно, что арест итальянцев производился ради их же безопасности. В то же время от вооруженного отряда, состоявшего по крайней мере наполовину из итальянцев, пострадали больше всего немецкие демонстранты. Если бы не участие войск, Пеццеи, скорее всего, остался бы жив.
Инициатива ввода войск исходила, несомненно, от губернатора Шварценау, который и раньше либерально относился к итальянцам. Ему и лейтенанту Лойпрехту бургомистр Грайль приписал всю вину за этот приказ – приказ, также направленный на спасение итальянцев от немецкой толпы, а не наоборот.
Однако и у этой ситуации есть обратная сторона: при всей агрессивности толпы, она состояла из 70 человек, вооруженных палками и камнями, в то время как арестованных итальянцев было 137, и они были вооружены револьверами. При таком балансе сил еще неизвестно, чем бы это закончилось.
Освобождение ирредентистов без заведения уголовного дела и вовсе выглядит подозрительно гуманным для австрийской правоохранительной системы, учитывая, что именно итальянцы открыли огонь по демонстрации. Такой «гуманизм» органов власти объясняется их растерянностью перед тем, что произошло. Именно это впоследствии дало историкам повод утверждать, что в этом конфликте австрийская сторона выглядела не лучшим образом и осознавала свой конфуз. Все это породило у компетентных в этом вопросе австрийцев какой-то молчаливый комплекс вины и стремление не возвращаться памятью к этим событиям. Об этом свидетельствует и тот факт, что основная книга, посвященная инсбрукским событиям, – сборник статей по конференции 2004 года, проходившей в австрийском Инсбруке, – вышла на итальянском языке в издательстве музея Тренто, то есть на территории Италии.
Вполне логично, что последним из-под стражи отпустили именно Баттисти, как главного организатора с итальянской стороны. Но заведение дела и дальнейшие разбирательства выявили бы много такого, чего никому не хотелось вытаскивать на свет и обсуждать на глазах у всей Европы, особенно Италии, отреагировавшей на события в соседнем государстве почти по-хозяйски, как будто это случилось на их территории. Вот почему удобнее было свести все к восклицаниям: «Наших бьют!», что и сделали обе стороны – австрийская и итальянская, – совершенно забыв при этом о вполне конкретной жертве этих событий, похороненной с государственными почестями.
7.3. Конец университетского вопроса
То, что произошло, окончательно разделило даже самих итальянцев. Радикалисты продолжали настаивать на борьбе за Триест. Де Гаспери же сформулировал свою точку зрения афористично: «Бороться можно хоть полвека, а в итоге мы останемся все с той же горсткой мух в руке!»
[383] и – “Лозунг «Триест или ничего!” дал нам именно то, что мы декларировали, – ничего!»
Одновременно с беспорядками в Инсбруке то же самое происходило в других городах Австрии: проявления немецкого национализма и выражение симпатий к итальянским студентам в Италии и областях, населенных итальянцами. Итальянское королевство, как уже говорилось, начало проявлять хозяйские амбиции по отношению к братьям по крови, даже подало Вене официальный протест. Этот случай, известный как «Fatti di Innsbruck», вошел в историю Трентино, став ключевым моментом историографии этого края, отразившим германо-австрийское высокомерие по отношению к итальянцам. Открытие факультета в Вильтене так и не состоялось, а все дальнейшие переговоры об итальянской школе были отложены. Беспорядки уже никого не интересовали. Всех теперь занимал вопрос об итальянском факультете: что с ним будет? И только одного жителя города интересовала судьба его недвижимости. В городской совет беспрерывно поступали возмущенные письма от строителя Фритца, владельца дома № 8 на Либенеггштрассе. Одно из писем опубликовала «Innsbrucker Nachrichten»:
«В последнее время участились нападки на меня и нанесен ущерб моей собственности. Поэтому я вынужден сделать следующее заявление. 3 августа один чиновник государственной канцелярии обратился ко мне с просьбой сдать в аренду квартиры в здании на Либенеггштрассе, находившемся в моей собственности. Губернское управление предполагало разместить там итальянский факультет права. Я заявил, что могу сдать лишь семь помещений сроком всего на один год за 2800 крон, и вовсе не предполагал, что мое предложение будет принято. Однако в тот же день я был вызван к господину советнику государственной канцелярии доктору фон Швиндту, который вручил мне протокол. В полном неведении относительно политической ситуации я этот протокол подписал. В тот же день я получил письменное подтверждение, что мои условия приняты.
Только несколько недель спустя мне стали известны все обстоятельства этого дела, и я отправился к референту доктору Швиндту с решительным желанием разорвать эту сделку. Этот господин и позднее губернатор Лихтентурм развеяли мои опасения и возражения при помощи грандиозных напыщенных речей. Особенно эти господа настаивали на том, что такая аренда осуществляется в интересах всего немецкого населения, и даже сам ученый совет университета заинтересован в этом»
[384].
13 ноября 1904 года ректор Хайдер заверил представителей немецкого студенчества, что ученый совет намерен наказать виновных итальянских студентов со всей строгостью университетских законов. На собрании юридического факультета присутствовал бургомистр Грайль, заявивший: «Вопрос о факультете включает в себя три аспекта: во-первых, само здание, во-вторых, профессоров, в-третьих, студентов. Здание разрушено, и ремонт займет много недель, причем следует иметь в виду, что меценаты Инсбрука не собираются принимать в этом участие. Профессора уехали и вряд ли вернутся в Инсбрук. Студенты разобщены. Мы надеемся, правительство наконец пришло к выводу, что в сложившейся ситуации в Инсбруке восстановление итальянского факультета полностью исключено по всем указанным мной причинам»
[385].
