Тут в столовую влетел Макс и мигом вызвал
«Скорую». До приезда врачей мы тряслись в холле, сбившись тесной кучкой.
Горничная Зина, которой было велено убрать посуду, наотрез отказалась:
– Можете уволить меня, ни за что не войду
туда, боюсь!
– Ладно, – отмахнулся Макс, –
пусть останется бардак, наплевать.
Я была с ним абсолютно согласна и тихо
радовалась, что куда-то подевались дети. Ни Тины, ни Кирюшки, ни Лизаветы не
было видно, испарились и собаки.
– Вы не знаете, где ребята? –
спросила я у присутствующих.
Неожиданно ответ прозвучал от Анжелики:
– Купаться поехали на озеро и собак
взяли.
– На велосипедах?
Лика кивнула. Я испытала смешанные чувства. С
одной стороны, до водохранилища почти два километра по шоссе. А я не разрешаю
своим раскатывать среди потока машин. С другой стороны, хорошо, что их нет.
Конечно, плохо, что они прихватили животных. Мулю и Аду небось посадили в
корзиночки, укрепленные на руле, но Рамик, Рейчел и Чарли несутся своим ходом,
уворачиваясь от летящих машин. Но все-таки здорово, что четвероногие тоже
отсутствуют. Будем надеяться, что кошки не полезут в комнату через окно.
– Что стряслось? – спросил врач,
усталым взглядом окидывая нас.
– Галина Михайловна взбесилась, –
пояснил Макс, – мать Карины.
Доктор вздохнул:
– Хорошо, ведите меня к больной. Да что
вы так волнуетесь! В пожилом возрасте многие женщины подвержены перепадам
настроения, сейчас в нашем распоряжении большой диапазон препаратов, от
элементарной валерьянки до…
– Она в прямом смысле заболела
бешенством, – влезла я, – не в переносном, у нее водобоязнь.
– Да? – недоверчиво повернулся ко
мне врач. – С чего вы решили?
Перебивая друг друга, мы рассказали об Эми.
Эскулап покачал головой:
– Жуткая история, никогда не слыхивал
такую… Какие симптомы наблюдаются у больной?
– Пена изо рта, – сообщила Кара.
– Кровавая, – добавила я.
– Язычище синий! – взвизгнула Роза
Константиновна.
– От воды отказалась, – дополнила
картину Кара. – Я говорю ей: «Мама, глотни «Боржоми», а она как отпихнет
стакан! Теперь сидит и тяжело дышит!
Доктор обвел нас взглядом.
– И давно с ней такое?
– Ну, минут сорок уже! – ответили мы
хором.
– На бешенство это не похоже, ведите к
больной!
Ситуация в столовой изменилась. Галина
Михайловна нашла в себе силы лечь на диван. Рот ее был закрыт, а лицо приобрело
почти нормальное выражение, если не считать зелено-синего цвета кожи. Врач
бодрым шагом подошел к ней и фальшиво-участливым, «докторским» голосом
осведомился:
– Нуте-с, что у вас болит?
– Ничего, – тихо ответила Галина
Михайловна.
– Так, хорошо, а до этого?
– Тоже ничего.
– Да? – вздернул брови
терапевт. – А вот ваши домашние уверяют…
– У меня ничего не болело. Сели пить чай,
я взяла конфетку из вазы, съела, и тут отчего-то изо рта полезла пена, красная,
а язык защипало. И вкус у конфеты был непривычный…
Мы уставились на Галину Михайловну.
– Очень кислая, словно незрелый лимон
ешь, – пояснила дама. – Я жутко перепугалась!
– Что же ты от воды отказалась? –
пробормотала Кара.
– Я?
– Ну да.
– Почему отказалась? Выпила вон целую
бутылку.
– Ладно, – вмешался доктор, –
покажите обертку от конфеты.
– На столе лежит, где-то между посудой.
Я пошла искать фантик, доктор тем временем
начал мерить Галине Михайловне давление. Все оставшиеся сгруппировались вокруг
дивана. Яркая бумажка валялась около чашки с недопитым чаем. Я взяла ее и
повертела перед глазами. На зеленом фоне красной краской было вытиснено
изображение перекошенной рожи с высунутым, темно-фиолетовым языком. Художник
вовсю постарался, изображая, какие «приятные» чувства испытает человек,
рискнувший угоститься шоколадкой. Волосы на нарисованной голове торчали дыбом,
глаза вывалились из орбит, с языка капала кроваво-красная пена. Над «картиной»
золотом горели буквы «Oops». Я не владею иностранными языками, меня в детстве
плотно усадили за арфу, и ни на что другое времени уже не осталось, но, даже не
обладая никакими познаниями в лингвистике, мне стало понятно, что «Oops» – это
что-то вроде «ух ты» или «вот это прикол».
Быстро сунув улику в карман, я аккуратно
развернула один из трюфелей, лежащих в вазе, и принесла фантик доктору.
– Вот.
Врач помял в руках бумажку.
– По-моему, ничего особенного.
– Дайте сюда, – велел Макс. – И
впрямь, нормальная обертка.
– Могу предположить только одно, –
пробормотал доктор, – это аллергия. Ничего другого просто не лезет в
голову. Эпилепсию отметаем сразу, да и выглядит припадок совсем не так…
Давление как у космонавта, сердце работает великолепно.
– Да?! – взвизгнула Роза
Константиновна, почуявшая момент, когда наконец можно выйти в полном блеске на
сцену. – Ах, я так пережила это событие, так испугалась, так измучилась,
вот у меня-то точно начался гипертонический криз! Воды, врача, папазол, срочно!
– Спокойно, спокойно, – сказал
доктор, – я никуда не уезжаю, сейчас померяем давление.
Роза Константиновна рухнула на другой диван,
рывком выхватив из-под головы Галины Михайловны подушку, и вытянула ноги. На
софе, куда свалилась первая жена Глеба Лукича, лежало штук шесть думок, но
вредной бабе потребовалась именно та, которую оккупировала мать Кары.
– Сто десять на семьдесят, –
удовлетворенно возвестил врач, – изумительные цифры для вашего возраста,
никакой гипертонии, дибазол с папаверином тут не нужен.
– Ах! – вновь взвизгнула Роза
Константиновна. – Значит, опять приступ мерцательной аритмии, о-о-о, как
кружится голова:
Замороченный доктор приставил к ее груди
стетоскоп.
– Ритм нормальный, тоны хорошие…
– А-а-а, умираю, голова разламывается…
Пару секунд терапевт колебался, затем принял
решение:
