– Сейчас сделаем укольчик…
Забытая на другом диване Галина Михайловна
возмутилась и подала гудок:
– Язык словно наждак, кажется, я сейчас
впаду в кому, наверное, диабет начинается.
– О-о-о, голова лопается…
– Во рту сухо, в глазах темнеет.
– Ноги отказывают…
– Руки холодеют…
Несчастный врач совсем растерялся. Карина,
мигом сообразившая, что происходит, командным голосом велела:
– Мама, прекрати свои глупости. Тебе не
следовало есть шоколад. Зачем вообще взяла трюфель, ты же их не любишь.
– Захотелось, – голосом капризной
девочки протянула мать. – Никогда не употребляла эти конфеты, а тут очень,
ну прямо очень…
– Сейчас примешь супрастин и заснешь.
– Никогда не следует есть то, от чего
организм отказывается, – невпопад влез Макс. – Я вот пиво терпеть не
могу, пошел в баню с приятелями, ну они меня и сломали: глотни пивка да глотни
пивка. Выпил бутылочку, так потом плохо было! Пена, правда, изо рта не лезла.
– Я умираю!.. – стонущим голосом
вклинилась в разговор Роза Константиновна. – Чуя близкую смерть, хочу
раздать последние указания. Кара, подойди сюда.
Невестка с обреченным видом встала перед
диваном. Царственным жестом свекровь вытащила из мочек тяжелые серьги с
огромными переливающимися камнями и протянула их Каре:
– Возьми самое дорогое, что имею, эти
подвески. Глеб Лукич купил их мне в Ленинграде. Ах, там тогда, в 50-е годы,
были такие комиссионные магазины, просто…
– Я сейчас скончаюсь, – донеслось с
другого дивана.
Кара дернулась было на зов, но свекровь
морщинистыми, цепкими пальцами сильно схватила ее за запястье.
– Глеб Лукич вошел в антикварную лавку…
– Душно, откройте все окна…
– О-о-о, умираю, носи их, дорогая, и
вспоминай меня. Видишь, я не то что некоторые, на краю могилы думаю не о себе,
а о других, оставляю любимым людям все!
– Намекаете на то, что я, умирая, ничего
не завещала дочери? – закричала, садясь, Галина Михайловна.
– Что вы, дорогая, – парировала,
приподнимаясь, Роза Константиновна, – просто ухожу в мир иной и хочу,
чтобы близкие были обеспечены. Продав эти роскошные бриллианты, сии
изумительные, раритетные серьги, Карочка сумеет пару лет вести привычный образ
жизни.
– Все, что у меня есть, это квартира, и
она принадлежит дочери!
– Однокомнатная трущоба на первом этаже в
удаленном районе, – тихо, но так, что все услышали, прошипела Роза
Константиновна. – Она стоит копейки, а Карочка привыкла ни в чем себе не
отказывать.
Галина Михайловна побагровела:
– Вы хотите сказать, что моя дочь
разбалованная лентяйка?
– Упаси бог, просто констатирую факт.
Карина жила за спиной Ефима в полном спокойствии, а теперь, когда мой
несчастный сын столь трагически ушел из жизни, – всхлипнула Роза
Константиновна, – теперь-то ей куда деваться? Работать идти? Но ведь
Карочка ничего не умеет делать!
Галина Михайловна разинула рот.
– Нет-нет, – замахала руками Роза
Константиновна, – я ни в чем не упрекаю бедную детку! Она же не виновата,
что родители не сумели дать ей достойное образование. Курсы машинописи! На этом
далеко не уедешь! К тому же Карочка последние годы не приближалась к пишущей
машинке, целиком посвятив себя мужу. Я-то выучила Ефима на факультете
журналистики МГУ, престижнейшее место. Но у меня был состоятельный супруг,
работящий, приносящий по советским временам тысячи! А у вас…
– Что у меня?
– Ну, милая! Всем же известно, что отец
Кары запойный алкоголик. Удивительно еще, что муженек не пропил вашу квартиру.
Простите, я не слишком хорошо разбираюсь в спальных районах, как называется
тот, где расположена ваша жилплощадь?
– Бескудниково, – поймалась на
крючок Галина Михайловна.
– Как? Паскудниково? Боже, какое ужасное
название. Хотя, помнится, тут, недалеко от этого загородного дома, было
когда-то некое Суково, а теперь оно называется Солнцево, очень романтично.
Жителям вашего района следует обратиться в мэрию, и Паскудниково переименуют в
какое-нибудь Ромашкино!
– Бескудниково, – рявкнула Галина
Михайловна, демонстрируя завидный объем легких, – старый, обжитой,
экологически чистый район!
– Надо же, – покачала головой Роза Константиновна, –
я ослышалась! Впрочем, когда всю жизнь живешь в двух шагах от Кремля,
естественно, плохо знаешь окраины. Но суть одна: Бескудниково, Паскудниково –
средств, вырученных за вашу жилплощадь, Каре хватит на месяц, а мои серьги…
Галина Михайловна резво вскочила, подбежала к
двери и заявила:
– Кара, здесь издеваются над твоей
матерью, немедленно покидаем этот дом.
– Извини, мама, – устало ответила
Кара, – но, по-моему, тебе следует пойти в спальню и отдохнуть. Очень
душно, очевидно, сейчас начнется гроза.
– Ах! – затарахтела, хватаясь руками
за голову, Роза Константиновна. – Ах, какой ужас, что вы меня превратно
поняли, я старалась для Кариночки, ах, мне плохо, воды…
Закатив глаза, Роза Константиновна обрушилась
на диван. Потный доктор, растерянно моргая, склонился над ней. Галина
Михайловна осталась у порога в одиночестве, кусая губы. Раунд был ею проигран с
разгромным счетом.
Глава 16
Вечером, когда все наконец разбрелись по
комнатам, я толкнулась к Тине. Девочка лежала в кровати, читая газету «Скандалы»
и одновременно поглядывая в телевизор, где шла какая-то совершенно не детская
передача. По экрану метались голые тела, и слышалась ненормативная лексика. На
тумбочке возле постели высилась груда оберток и пластиковых стаканчиков из-под
мороженого.
Я вытащила фантик.
– Вкусная была конфетка!
– Ой, – подскочила Тина, – она
тебе попалась! Извини, Лампуша, я думала, Анжелика схватит, она постоянно
конфеты жрет, вазами. Утром положат сладкое, через час нету, Ликочка скушала. И
ведь не толстеет совсем.
– Угощение попало Галине Михайловне, но я
успела спрятать бумажку, чтобы Кара и Макс тебя не убили.
– Спасибо, – обрадовалась
Тина. – Вот дела, она же всегда от конфет отказывалась. Небось здорово
выглядело?
– Здоровее некуда, «Скорую» вызывали.
