Я усмехнулся:
– На этот раз не врут.
Она повернулась ко мне, ясные глаза смерили меня с головы до
ног.
– А где же она?
– Принимает послов, – ответил я. – Или клятву
верных рыцарей, не помню. Да, кажется, сегодня обряд посвящения.
Кларисса засмеялась сочным таинственным смехом, глаза ее
сияют дивным светом. Я молча любовался ее лицом, цветущим телом, а она
приблизилась ко мне легкой танцующей походкой.
– Значит, ты вызываешь ее только на ночь?
Я смолчал. То, что Азалинду полагают только удобным
секс-партнером, – это не новость, но, конечно же, ерунда. Сейчас все
женщины – идеальные секс-партнеры. Это раньше, когда «секса в СССР не было», да
и в прочем мире он был чем-то стыдным и запретным, порядочные девушки им
заниматься стеснялись, можно было выделиться на фоне сдержанных или неграмотных
в этом деле. Потом все больше женщин раскрепощалось, конкуренция на этом поле
усиливалась, наконец все усвоили все виды техники секса, все женщины знают, что
ничего в этом деле не стыдно, все допустимо и все хорошо, если это нравится партнеру,
и с этого момента они, женщины, стали неотличимы.
Вон даже Габриэлла и Кларисса, при всей разности положения и
воспитания, все же, чувствуется, учились они по одним учебникам. Даже слова
говорят абсолютно одинаковые, движения одинаковые, а когда ложатся в постель, я
вижу этот одинаково оценивающий взгляд: что нужно сделать, чтобы этот получил
максимум удовольствия, предпочитает ли анал или орал, главное – предложить это
самой, как будто это ее желание, так мужчины стесняются меньше…
Так что не надо, Азалинду предпочитаю совсем не потому, что
она настроена на мои сексуальные предпочтения. Но и переубеждать не буду.
Глава 11
Она снова опустилась в кресло, я подал фужер с шампанским,
чокнулись краями, она отпила чуть, красиво и зовуще двигая губами и языком,
запрокинула голову, чтобы я полюбовался ее безукоризненной шеей, засмеялась
таинственно:
– Если ты вот так один… то с кем разговариваешь? Ведь
нельзя же только трахаться? Это скучно.
– С ней и разговариваю, – ответил я. – Ее
зовут Азалинда. Она хорошо поддерживает разговор.
Кларисса покачала головой, в глазах недоверие.
– С компьютерным изображением?
– Ты вообще-то разговариваешь, – напомнил
я, – даже со своей кошкой.
Она фыркнула:
– Моя Мурка все понимает!
– Сказала бы, что понимает собака, я бы еще… А вот
Кулиев разговаривает со своим хомячком. А Ворпед с рыбками в аквариуме. И тоже
гордится, что они его понимают. Мол, когда сыплет им корм, они подплывают и
жрут, какие умные!
Она пожала плечами.
– Не знаю, как можно сравнивать.
Я ответил мирно:
– Я тоже. Рыбки не отвечают, а с Азалиндой и поговорить
можно.
Она вскрикнула:
– Поговорить? А со стиральной машиной не пробовал? Там
столько же интеллекта!
– У стиральной машины, – ответил я мирно. – У
стиральной машины столько, сколько у нашего дворника. У моей соковыжималки
намного больше, там запрограммированы разные смеси, дозировка, объемы… так что
соковыжималка по интеллекту на уровне футбольного фаната. Ты разве не замечала,
что большинству людей интеллект вовсе не надобен? И они им не пользуются? Всего
лишь сложные алгоритмы поведения? Как-то английские ученые подсчитывали,
сколько же человек мыслит, оказалось – две с половиной минуты в сутки. Но и то,
думаю, потому что они проводили исследование в своей среде. А вышли бы на
улицу…
Она коротко усмехнулась.
– Да, мне часто кажется, что мужчины не мыслят. Их
ведут инстинкты, к тому же очень простенькие. Мне достаточно одного взгляда на
мужчину, чтобы сказать, что скажет и что сделает, на какой минуте потащит в
постель.
Я быстро взбил коктейль и, налив в тонкий узкий бокал,
протянул ей.
– Видишь, консенсус. Не потому ли «все мужчины
одинаковы», «все женщины одинаковы»? Пользуемся готовыми алгоритмами! Начиная
со звонка будильника, когда встаешь и топаешь в ванную чистить зубы… Даже со старого
алгоритма на чуть измененный переходить не желаем! Сколько раз, поменяв место
работы, привычно едешь по старому маршруту?
Она расхохоталась, показав безукоризненные зубы.
– Да, со мной так было, было… Один раз даже очнулась
возле твоего дома, представляешь? Ну, того, где мы забавлялись…
Я ощутил угрозу, сказал беспечно:
– Ну, не настолько и часто мы занимались этим делом,
чтобы это вошло в алгоритм.
– Но вот вошло, – ответила она, и я не мог
определить, правду говорит или лжет. – Наверное, что-то отложилось. Мы,
женщины, чутки к необычному. Если я не сумела в тебе разглядеть будущего
магната, то подсознание мое разглядело и подавало сигналы…
– Подсознание, – сказал я, – подсознание…
Единственное, чего нет у наделенных разумом кофемолок, соковыжималок и
виртуальных чаров.
Она победно улыбнулась:
– Вот видишь! А подсознание, как везде
говорится, – это огромный кипящий океан, на котором то-о-о-онкая пленка
разума!
– Верно, – согласился я. – Подсознание – это
океан… Тот самый, который роднит нас с нашими предками обезьянами,
пресмыкающимися, рыбами… Но и подсознание оперирует готовыми алгоритмами.
Она снова засмеялась провоцирующе.
– Ну да, потому всем мужчинам на слово «Европа»
приходит в голову одна и та же рифма, верно?
Я развел руками.
– За всех не знаю…
– А тебе? – поинтересовалась она со смехом. –
Ты моей пользовался с удовольствием!
Я снова ощутил угрозу, слишком Кларисса идет напролом,
повернулся к кофемолке:
– Два эспрессо по-кунгурски!
Кларисса прищурилась.
– Тебя не тошнит от этого кофе? Я слышала, мужчинам
очень полезен коньяк… если его пьет женщина!
– Не люблю пьяных женщин, – ответил я
мирно, – как-то неспортивно пользоваться такими методами. Как будто мне
так откажут… Это меня унижает.
Она сказала знающе:
– Но пьяной меньше стесняются. У всех бывают комплексы…
Даже у тех, у кого нет, время от времени возникают. А с пьяной можно
расслабиться.
И наговорить лишнего, добавил я про себя. Я ляпал языком,
как корова хвостом, когда собирал картошку в стройотряде, а теперь я магнат,
нужно думать над каждым словом, иначе не вовремя оброненное может обернуться
миллионными исками.
– Знаешь, – сказал я прямо, – те, у кого хоть
какие-то комплексы, все деньги вкладывают в благотворительные фонды. А я
вкладываю в развитие нанотехнологий.
