Судя по всему, Кирич полагает, что он еще не стар, так как
на пенсию еще рано, она придется как раз на то время, когда закроется последнее
издательство. Но уже и не молод: сорок два года для нас – это что-то в районе
татаро-монгольского нашествия, так что все наши идеи наверняка будет
воспринимать со свойственной старикам настороженностью и скептицизмом.
Надо изготовиться к тому, что будет постоянно говорить о
великой духовности творчества, что мы должны сеять разумное, доброе, вечное,
сетовать на засилье убийств, порнухи, политкорректности… Ну, на то он и
писатель, у его все творчество по старинке воспитательное, так что и нашу байму
постарается повернуть в воспитательную колею.
Кулиев и Ворпед принесли булочки и кофе, Кулиев сделал еще
рейд на кухню и приволок кефир и молоко. Все переглянулись сперва с
недоумением, потом разом посмотрели на Кирича, все поняв, однако он, продолжая
разговаривать, рассеянно взял булочку и, прихлебывая кофе, сжевал ее почти всю,
но кофе не хватило, и он взял чашку из-под рук зазевавшегося Аллодиса.
Я перевел дыхание с великим облегчением. Все прекрасно, он
вполне вписывается в нашу команду. Лишь бы плохо с сердцем не стало, все-таки
кофе крепкий, а старикам вроде бы его нельзя, на всякий случай надо приготовить
валидол, или что там пьют, когда схватывает сердце.
– Ну, – сказал он, – как я понял, с моей
кандидатурой покончено. Я вам подхожу, да? Теперь давайте посмотрим, подходите
ли вы мне… Скажу честно, у меня не раз была возможность войти в команду
разработчиков игр… Что так смотрите? Любому хитовому писателю что ни день
предлагают экранизацию его книг, компьютеризацию, тиражирование на диски,
скачивание по мобильникам… и прочую экзотику. Но я пока не увидел ни одного
стоящего режиссера, ни одну команду баймоделов, которая бы заинтересовала.
Кулиев спросил осторожно:
– А что у них было не так?
Он отхлебнул кофе, на лбу складки стали резче.
– Поймите меня правильно, ребята. Я не голодаю, чтобы
хвататься за любую работу. Я могу работать только там и только с теми, где я в
самом деле что-то могу сделать, а не просто выполнять чьи-то указания и
получать за это зарплату. В зарплате я не нуждаюсь. Даже если полностью
прекращу писать, на допечатки своих книг буду безбедно жить еще очень долгие
годы.
Я спросил еще осторожнее:
– Петр Васильевич, а какие ваши условия… участия в
нашей команде?
Все замерли, как мыши на выходе из норки, Кирич сказал
задумчиво:
– Если кто читал мои книги… или хотя бы слышал о них,
знает, что я всегда выискиваю идею, которой нет ни у одного автора, и пишу по
ней роман. Обычно в обществе сразу же раздаются крики негодования, а чуть позже
– голоса поддержки. Да, именно в таком порядке. Это очень важно – найти новое!
Но те баймы, в разработке которых мне предлагалось участвовать, все были серые
и одинаковые, повторяющие предшественников.
– Клоны, – вставил Скоффин с удовольствием.
– Клоны, – подтвердил Кирич. – Даже если не
клоны, но все равно – клоны. Создателями игр, как я понимаю, руководит тот же
принцип, что и абсолютным большинством пишущих: фу, какую ерундовую книжку я
купил!.. Какая серая, убогая, неинтересная… Такую и я смогу… А вот возьму и
напишу!.. И что вы думаете – в самом деле пишет. Иногда даже удается опубликовать.
Вот так и ломятся прилавки от серости, а среди вышедших игр долго и обычно
безуспешно ищешь что-то действительно новое. В писательской работе слишком
много… мусора.
– Как это?
Он пожал плечами.
– Я же говорю, как в основном человечек становится
писателем? Читает какую-то беспомощную ерунду и думает: какая ерунда, так и я
могу. Если у него есть время от пьянки и баб, то садится и пишет. И в самом
деле заканчивает роман. Кое-как удается пристроить в издательство, потому что
яркие вещи там хватают с лету, а серость приходится пробивать и пристраивать.
Так к миллиону серых романов добавляется миллион первый. И к ста тысячам
писателей добавляется сто тысяч первый.
Скоффин слушал внимательно, кивал, сказал сочувствующе:
– А как иначе, если технология писательства не меняется
уже тысячи лет? Все меняется, а ваша технология стоит на месте? Это и понятно.
Кирич вздохнул, развел руками.
– Вот я и хочу глоток свежего воздуха. У нас даже новые
технологии не живут больше года! Их сменяют новейшие, сверхновые, а те –
гиперновые! Я же вижу, что каждый год игры становятся ярче, интереснее, богаче.
Эх, если бы такое хоть чуть-чуть в литературе… Увы, литература достигла потолка
и остановилась, когда в нее хлынули домохозяйки и начали в ней заниматься
рукоделием, стряпая на кухне дамские, детективные и даже фентэзийные…
представьте себе!.. романы. Нет, я в этом умирании литературы участвовать не
хочу. Поезд мчится в пропасть, я хочу успеть соскочить… даже если при такой
попытке и переломаю себе ноги.
Они переглядывались, смущенные, как будто он прочел их
мысли. Я тоже ощутил, словно меня поймали на карманной краже. Честно говоря,
если даже я собирался делать игру по принципу «такие и я могу», то про мою
команду и говорить не приходится. У них запросы менее дерзновенные, они даже не
пробовали взлетать в те высоты, оттуда я четырежды мордой о землю…
Глава 7
Я подвигал чашку по столу, собираясь с мыслями, вернее,
формулируя, но это трудно делать, когда формулировать нечего, спросил с
трусливой осторожностью, что нередко выдается за мудрость:
– Петр Васильевич, вы много играете в баймы… Уже видите
их плюсы и минусы… Что бы вы хотели увидеть в хорошей новой игре?
Он придвинулся вместе с креслом к столу, руки положил на
стол. Улыбка слетела с его лица, выражение стало строгим, даже жестковатым.
– Насколько я понимаю, сейчас вы на этапе, когда
обсуждаете, какой игре быть вообще?
– Да, – ответил я бросил на ребят грозный взгляд,
чтобы не вякнули правду: пока и этого не сделали. – Мы пока что ищем… чем
удивить.
– Это самое важное, – согласился он. – Причем
удивить надо не вообще, потому что удивить чем-то отрицательным намного проще…
а тем, что станет открытием, новой дорогой, даже прорывом! В баймах это пока
что делать легко. Здесь все впервые, это книги свое отжили. Я не слышал, о чем
вы говорили, но пересказывать не нужно… я не хочу отнимать у вас время. Давайте
я выскажу свое скромное мнение, а потом посмотрим, что из этого получится.
Он улыбался, но глаза оставались серьезными, и в словах
слышался подтекст: если не сторгуемся, то допью кофе и уйду. Где-то же найдутся
ребята, что в самом деле захотят создать настоящую революционную, а не потому,
что «…такое говно делать и мы умеем!».
– Да-да, – сказал я очень заинтересованно,
взглядом приказывая гусарам молчать, – мы слушаем очень внимательно!
