Не знаю, то ли у них такая агитка проплачена, то ли сверху
кулаком стукнули, чтобы иностранцев не отпугивать, да и своим охоту не отбивать
заниматься частным бизнесом, но пресса уверяет, что все хорошо, все поют,
предприниматели, хоть свои, хоть зарубежные, рвутся заняться у нас бизнесом… но
я вижу, что никак не дорвутся почему-то. Правда, есть слух, что те акулы, что
дорвались первыми, закупили чиновников на корню, чтобы те не допускали
новеньких.
С понедельника, пока наша команда еще не остыла и не
передумала, я отправился по инстанциям. К моему удивлению, все в самом деле
прошло гладко, хотя никакого смягчения законов я не заметил, просто после
четырех крахов чувствую себя таким прожженным и циничным дельцом, что не
стеснялся предлагать взятку. Ее тут же брали, я получал необходимую справку, за
которой надо выстаивать в очереди месяцы, шел дальше. В следующем кабинете
оставлял еще пару зеленых бумажек, тут же мне выдавали все, что требуется. Так
я за неделю собрал всю гору регистрационных документов, а на следующий выходной
заявил своей команде, что отступать некуда, фирма создана, деньги я вложил,
теперь отступать не только стыдно, но и преступно по отношению к товарищам.
Меня слушали в молчании, но в некотором нетерпении. У
каждого на столе по два-три дисплея, даже на стенах распечатки, все уже
приступили к работе, вкладывая в нее весь жар, жадность, нетерпение и
накопленные за долгие годы безделья задумки.
– Шеф, – сказал Николай твердо, – жилы
порвем, но сделаем!
Половина ребят еще оставались в офисе, а я потащился домой,
благо уже поздно, пробок нет, да и ехать недалеко. Консьержка взглянула чуточку
удивленно: я загулами не отмечен, домой прихожу рано. От нее это знают мамаши,
у которых дочери на выданье, потому присматриваются, собирают слухи о моем
прошлом, уже улыбаются очень приветливо.
Тело гудит, как телеграфный столб под напором ветра, я
торопливо принял душ, должно освежить, но не освежило, голова раскалена, в
мозгу множество идей, все перемешивается, как в кипящем котле, а я все выбираю
оптимальные варианты работы.
В команду подобрались играющие или игравшие, за исключением
Аллодиса. Он, как понимаю по его характеру, в играх получает именно то, что ему
недостает в жизни: власть, влияние. Крохотные людишки на экране подчиняются
любому клику его мышки. Строят – когда велит строить, пашут – когда велит
пахать, идут на войну – когда велит воевать. Империи растут и подчиняют себе
весь мир под его мудрым руководством.
Зато лучше его никто не умеет обращаться с прогами по
созданию трехмерных объектов, начиная с три-дэ-макса и заканчивая прогами по
дорисовке уникальных объектов. Вернее, все мы умеем или почти все, но Аллодис
делает моментально то, на что я потратил бы день, а Скоффин – три часа.
По-моему, его ведет в работе не точный расчет, а вообще интуиция, что на самом
деле тоже точный расчет, только мгновенный, пропускающий без внимания всю
длинную цепочку уравнений, а сразу при формулировании задачи выдающий конечный
результат…
Я не сразу уловил, что мобильник трясет, как в лихорадке,
машинально поднял крышку. С экранчика взглянуло удивленно-рассерженное лицо
Габриэллы.
– Извини, – сказал я, – принимал душ.
– А что волосы не мокрые? – спросила она с
подозрением.
– Высушил, – выкрутился я. – У меня фен там
же, в ванной. А потом пригладил волосы. Ты же знаешь, не люблю выглядеть как
манагер.
– Ну да, – сказала она язвительно, – для тебя
это ниже твоего достоинства! Настоящий мужчина должен выглядеть чуточку
небрежным…
– Не продолжай, – попросил я. – Из твоего
хорошенького ротика не должны вылетать такие определения.
Она сказала язвительно:
– Знал бы ты, что этот хорошенький ротик делал полчаса
назад!
– Гарик приходил? – догадался я.
Она кивнула:
– Да. Сообщил, что его родители уже сговорились с
моими. По правде сказать, я уже не нахожу его… прежним занудой. Парень очень
быстро обучается, старается понравиться. Такие становятся очень хорошими
мужьями.
Я вздохнул, в груди появилась пустота. Габриэлла уходит, это
я чувствовал и предчувствовал, такова логика нашей звериной жизни, но в душе
теплилась надежда на какое-то чудо.
– А как ты смотришь?
Она вздохнула, даже на крохотном экранчике видно, что лицо
ее помрачнело.
– Сам знаешь, я предпочла бы выйти за тебя. Но родители
категорически против. Правда, отец готов пойти на эту уступку при одном
условии…
– Каком? – спросил я с надеждой.
– Если ты пойдешь на службу. В одно из подразделений
банка или концерна, который он контролирует. И больше не будешь связываться с
предпринимательством.
Я задумался, серьезно поколебленный. Ее отец, владелец
крупного банка, металлургического завода и целой сети супермаркетов, очень
любит единственную дочь и старается сделать ее счастливой. Он даже не против,
чтобы вышла замуж за меня, но с условием, что пойду на службу к более
удачливым. Человек, который четырежды потерпел полный крах, только в математике
обязательно победит в пятый раз, там царит теория вероятностей, а в жизни, как
все мы понимаем, наверняка провалится снова.
– Знаешь, – сказал я, – если бы ты сказала
это неделю назад!
– Он только сегодня пошел на уступку, – сердито
возразила она. – Я плакала, скандалила, и он сказал, что поставит тебя
старшим менеджером, даст высокий оклад… очень высокий!.. но ты должен
пообещать, что не станешь больше…
Я вздохнул.
– Уже стал.
– Когда ты успел?
– Помнишь, ты пришла и застала кучу ребят? Это был
первый день работы нашей фирмы.
Она охнула:
– О господи… Во что ты на этот раз вляпался?
Я пробормотал, чувствуя свои позиции очень шаткими:
– Мы решили создать байму некст-ген.
– Что это? – спросила она настороженно.
– Компьютерная игра следующего поколения, –
перевел я.
– О господи, – повторила она потрясенно. –
Это же… ты же этим никогда не занимался!
– Никогда, – ответил я слабо.
– Как ты в это вляпался?
– Сам не знаю, – ответил я убито. – Наверное,
ухватился за первую же ветку, до которой дотянулся, чтобы не утонуть в болоте.
Но, понимаешь, уже не брошу, это говорю сразу. Ребята в меня поверили, я глава
фирмы, у меня контрольный пакет.
Она фыркнула.
– Не смеши! Контрольный пакет… Бабка на базаре семечки
продает, у нее вообще все сто процентов долей капитала! Эх, Володя, я даже не
знаю, что и сказать отцу. Он меня очень любит, ты знаешь.
– Знаю, – ответил я трезво.
