Хлопнула дверца холодильника, Скоффин на этот раз выволок
упаковку бутылочного, бережно опустил на пол у стола. Успеваю увидеть янтарный
цвет, стекло тут же покрывается плотным туманом.
– Странный ты человек, Владимир, – сказал
он. – Ей-богу, странный.
– Чем же?
– У тебя три упаковки пива и пять пачек кофе.
– Ну и что? – удивился я. – Кофе уходит
быстрее.
– Да я не о том… Понимаешь, кофе пьют одни люди, а пиво
– другие. И тоже, как ни странно, люди. Пиво – чтобы расслабиться, побалдеть,
словить кайф. А кофе – это натянутые нервы, это всегда на стреме, в голове
шумит, какой там отдых…
Я подумал, развел руками.
– Да, противоречие… Но я, честно говоря, люблю и то и
другое.
Рука привычно потянулась к бутылке с пивом. Кончики пальцев
прикоснулись к запотевшему стеклу, в животе довольно квакнуло. Кишки
завозились, устаиваясь поудобнее. Я взял бутылку в руки, подержал… Кресло
крутнулось, так же автоматически я включил кофемолку.
Скоффин оглянулся на резкий звук размалываемых зерен.
– Ты чего?
– Да что-то восхотелось, – ответил я.
– А, ну давай… а мы пивка, пивка.
Кофе я делаю постаринке в джезве и, пока следил, как
поднимается коричневая пена, понял, что вот сейчас хочу именно кофе. Хочу
именно напряга. Может, это желание ненадолго, но сейчас хочу всплеск
адреналина.
Ворпед прибавил звук в жвачнике, я не оборачивался, услышал
только, что Януковича избрали премьером, Юлия Тимошенко уходит в оппозицию,
Израиль бомбит Ливан, наши что-то выиграли в теннис. Очередная катастрофа в
воздухе: самолет разломился в воздухе. Министерство внутренних дел отвергает
все подозрения в теракте. Погибли все пассажиры, экипаж, а в числе пассажиров
двое инкассаторов, перевозивших в трех мешках выручку в размере сорока
миллионов долларов. Все это в четырех стандартных мешках. По-видимому, вместе с
остальным багажом упадут в радиусе ста километров в Московской области в
треугольнике между селами Квакино, Жабкино и Рапухино. Там небольшой лес, луг и
болото.
Николай протяжно вздохнул:
– Сорок миллионов!.. Это в каждом мешочке по десять
лимонов.
– Почему я не турист, – пробормотал
Скоффин. – Оказаться бы в том месте… Иду себе, а с неба такой вот мешочек!
– И что с ним сделал бы? – спросил Кулиев.
– Как что? Пачки с долларами в рюкзак, в инкассаторский
мешок камень и… в болото! А дома бы нашел, что с зелененькими делать…
– Да уж, – сказал из комнаты Ворпед мечтательно и
даже перестал дергать пультом, – я бы тоже…
Они заговорили наперебой, каждый предлагал свои варианты,
как потратить, куда вложить, куда поместить, какие акции купить, а может, лучше
просто держать дома, ну их эти банки, теперь же все за прозрачность, я слушал
краем уха, потом посмотрел и поразился их лицам: раскрасневшиеся, глаза
блестят, как у нарков, даже руки трясутся, будто уже спешно распихивают тугие
пачки.
Я с чашкой кофе подошел к панорамному окну, моя квартира на
верхнем этаже, люблю смотреть поверх домов вдаль. Вижу закаты и рассветы,
бывают просто страшные в великолепии, будто небо завешено багровыми шторами,
вот-вот раздвинутся, и…
Но сейчас взгляд уперся в эти дома, их сотни коробок, все
испещрены точками окон. Жуть, сколько их. И я теперь тоже в одном из них и тоже
один из них… из этого множества существ, что помещены в эти бетонные коробочки.
Ребята грызли корюшку, шумно хлебали пиво и все громче рассказывали,
как лучше истратить миллионы долларов, что упали бы с неба. Я слушал, слушал,
слушал, пока не всплыла неясная идея, не начала копошиться в мутной тине,
пытаясь обрести форму. Я старательно выуживал ее, стараясь подцепить за жабры,
но пальцы скользили по чешуе, а поймать хотелось: рыбина, чувствую, крупная, а
на безрыбье годится все….
– Алексей, – спросил я, – а сколько еще в
баймах режется таких же, как ты? В смысле, взрослых?
Секира сдвинул плечами.
– Не знаю. Но, судя по речи, немало. Подростки общаются
смайлами, значками да матом, а взрослые пишут длинные фразы. И, конечно,
взрослые не матерятся.
– Совсем? – спросил я с недоверием. – Ты что,
не материшься?
Он криво ухмыльнулся:
– В реале бывает. В байме – ни разу. Все-таки там не
из-за чего… Подростки матерятся просто так! Бежит такое сопливое чмо и
матерится по любому поводу и без повода. А ники, под которыми играют? Даже
совсем нецензурное бывает…
Он говорил что-то еще, но я снова вернулся к тому месту, где
мелькнула та нужная мысль. Да, кроме высшего образования надо иметь хотя бы
среднюю сообразительность, но с этим повезло: мы все устроились так, как
большинство населения земного шара только мечтает. В смысле, работаем ради
денег от силы час-два, остальное на развлечения. В результате, как мне
показалось, даже у ненасытного Аллодиса эти развлекухи уже из ушей лезут.
– Нет, конечно, – продолжал тем временем
Секира, – есть и приличные женские имена! Вон у меня были один раз
напарницы Iolandа и Мisery, очень милые и воспитанные женщины, но вы же знаете,
что один трамвайный хам может испортить настроение всем в салоне!.. А в любой
из онлайновых их массы…
– И что с ними делать? – спросил Скоффин и сам же
ответил уныло: – А ничего. Подымать культуру масс, как говорится, надоть.
Я молчал, сумасшедшая мысль пришла и… почти ушла,
испугавшись, что заставят работать, а кто из нас не увиливает от работы, но я
ухватил за хвост и не отпускал. Я тоже люблю балдеть и оттягиваться, но уже
затрахало безденежье, сочувствующе-презрительные взгляды женщин и осознание,
что годы уходят, мне уже почти двадцать восемь, еще не старость, но уже и не
восемнадцать. Вроде только вчера, а на самом деле десять лет проскочило… Еще
десять – и можно начинать готовиться на пенсию, так ничего и не совершив.
Итак, компашка у меня подобралась еще та. Такие же, как и я.
Неудачники. Вот тот же Скоффин – редкостный мудила. Жена вьет из него веревки,
подрастающая дочь обращается как с тряпкой, на службе начальство третирует, сам
он дома угодливо раскланивается перед дворником и консьержкой, а то обматерят,
те всегда чувствуют, на кого можно наехать. В автобусе у него трижды проверят
билет да еще попытаются оштрафовать, но послушать его – он знает, как поднять
экономику России, а то и всего мира, как справиться с тайфунами, обуздать инфляцию
в Бразилии, установить справедливые цены на нефть, выиграть Суперкубок по
футболу и сделать Россию столицей нанотехнологий.
Такими выдающимися политиками и общественными деятелями
являются обычно подвыпившие мужички у пивного ларька или на кухне за бутылкой
водки, они все могут и умеют в теории, страна у нас такая, но Скоффин все-таки,
в отличие от них, умеет хоть что-то, и даже не просто «что-то», хоть и в очень
узкой области, в нашей стране почти ненужной, потому большинство головастых
программистов работает на западных заказчиков. Он тоже работал в фирме,
разрабатывающей программное обеспечение, быстро достиг высокого положения в том
смысле, что хоть и вытирают ноги по-прежнему, но платят в несколько раз больше,
западники таких ценят, про равенство в оплате труда и не слыхали, а недавно
повздорил, ушел, а теперь страшится признаться дома, что уже не работает.
Правда, умелый программист всегда сумеет заработать, не нарушая
законодательство, как вон зарабатывают Секира и Кулиев.
