Телохранители разошлись на все четыре стороны, я ждал, в
сторонке раздался удивленный голос:
– Володька!.. Вот уж кого не ожидала встретить в этом
районе!
В трех шагах замедлила шаг и остановилась Кларисса, ее под
локоток держит и довольно улыбается мужчина средних лет, с полными розовыми
щеками, улыбка сытая, одет очень тщательно, я не знаю, какой сейчас писк в
подборе цветовой гаммы галстука, носков и ремня, но уверен, он им соответствует
полностью.
– Привет, Кларисса, – ответил я.
Машина остановилась у бордюра, водитель остался за рулем,
телохранитель выскочил с переднего сиденья и открыл заднюю дверцу. Я медлил,
всматриваясь в эту женщину, что стала еще краше, выглядит довольной, одета с
иголочки, фигура у нее все такая же безукоризненная…
– Ты здесь работаешь? – поинтересовалась она
щебечущим голосом. – Кстати, это Стивен! Вы не знакомы?
Я пожал руку Стивену.
– Я много слышал о вас от Клариссы. Она всегда
восторгалась вашей целеустремленностью.
Он довольно улыбнулся, хотя догадывается, что брешу, как
попова собака, но ласковое слово и кошке приятно.
– Ты похудел, Володя!.. – заявила Кларисса
категорично. – И выглядишь просто ужасно. Нельзя так изнурять себя.
Правда, Стивен?
– Да, – ответил тот жирным голосом преуспевающего
служащего среднего звена. – Нужно вовремя отдыхать, чтобы все было в
тонусе.
Он заговорщицки усмехнулся, намекая, что именно за тонус он
имел в виду, я кисло усмехнулся, почему-то раздражает мысль, что он приведет
сейчас Клариссу домой и будет ее трахать, а в перерывах будут перемывать мне
кости, как я хреново выгляжу, как постарел за пару лет сразу лет на десять, как
удачно и мудро она поступила, что ушла от меня к нему…
– Когда отдыхать, – ответил я и ощутил, что голос
мой прозвучал в самом деле замученно, – вот впервые на небо глянул за
последний месяц… Вам хорошо, а мне… гм…
Кларисса сказала нежно:
– Все-таки, дорогой, не изнуряй себя так. Мы все к тебе
хорошо относимся! Ведь правда, Стивен?
Тот важно кивнул:
– Да-да, Кларисса говорила много хорошего о тебе тоже.
Я развел руками.
– Сейчас будет говорить еще больше…
Они сочувствующе усмехались, о поверженных и о тех, кого
обогнали на жизненном пути, говорят всегда с удовольствием и только хорошо, ибо
уже не соперники.
– Ну давай, – сказала Кларисса нежно, – еще
увидимся. Мир тесен!
Она дружески чмокнула меня в щеку, пахнуло дорогими духами.
Они пошли по залитому солнцем тротуару, выложенному изразцовыми плитками в том
районе, что закреплен за концерном «Реальный Мир», а я проводил долгим
взглядом, чувствуя, как нечто забытое колыхнулось и начало подниматься с
глубины души.
Телохранители не шевелятся, я прошел к машине и, уже
опускаясь на сиденье, увидел, как оглянулась Кларисса. По-моему, успела
увидеть, в какую машину сажусь, а может, и не смотрела именно на меня, как мне
почудилось.
Машина тронулась с места и понеслась, быстро набирая
скорость.
Ворпед вошел в кабинет и остановился у порога с видом
провинившегося школьника. Я посмотрел хмуро, Ворпед обычно не лезет с
проблемами, решает сам. И если пришел, то неприятность не самая мелкая.
– Шеф, – сказал он просительно, – у нас
проблема.
– Говори, – буркнул я. – Только иди сюда и
сядь. Или тебя за дверью кто-то слушает?
Он приблизился, осторожно опустился на самый краешек кресла.
– Серьезная, – сказал он, понизив голос.
– Да у нас все серьезное!
– Архисерьезное, – ответил он шепотом. – Как
говаривал дедушка Ленин. О сексе.
– А-а-а, – сказал я, – тогда давай еще тише.
Дверь хорошо закрыл? А то сейчас все сбегутся, уши развесят, слюни распустят…
Он вымученно улыбнулся, развел руками, покачиваясь на
краешке кресла, как попугай на жердочке.
– Никак баланс не удается выставить! Это не дамаги и
дебафы, там все просто, даже сдирать не пришлось, а тут и содрать не у кого, мы
первые. Так с позами и движениями все в порядке, ребята поработали с чувством и
со знанием дела, с полной отдачей, так сказать… но мы все ограничили рамками
дома и постелей…
Я поморщился.
– Забыл, какой бой пришлось выдержать с правозащитными
организациями? А с юристами? А с депутатами?.. И то едва-едва отстояли, чтобы
допустили к продаже хотя бы с категорией «восемнадцать-плюс».
– Да я понимаю… Но времена меняются! Вон уже все больше
на улице голых ходит. Надо и нам послабление сделать.
– Нам?
– Ну и им, какая разница?
Я спросил с подозрением:
– Чьи интересы лоббируешь?
– Нашего бюджета, – ответил он скорбно. –
Сейчас в моде экстремальный секс…
– Это как?
– Не так, как ты подумал, по глазам вижу. Имеются в
виду лишь необычные места. К примеру, на движущемся эскалаторе, на крыше дома,
в автобусе или в вагоне метро, на скамейке перед зданием Государственной думы…
– А, – сказал я, – слышал. Даже по жвачнику
показывали пару, что пыталась в свободном падении, когда из самолета прыгнули…
Ни фига не получилось. И что ты хочешь? Мы не можем допустить, чтобы трахались
на улицах города.
Он спросил проникновенно:
– А почему нет? Разве борьба за нравственность – наша
проблема? К тому же сегодня она одна, завтра другая. Моя бабушка крестится и
плюется, когда видит голых девок на улице, а мне уже как-то и ничего. Привык.
Если ничего особенного, то и не оглядываюсь даже. Сейчас и такие начали
раздеваться, что ни жопы, ни рожи, а туда же – эксгибиционистки!
– Нет, – сказал я, – зачем нам лишние
неприятности?
– Ну сейчас разве что церковь возразит, да у нас и
церковь такая, что спит…
– Ну, подумать можно… но не обещаю, что пройдет.
– Спасибо, шеф!
Перед обедом я зашел в общий зал, где старая команда корпит
неразлучно, сказал громко:
– Эй вы, морды!.. Что, в самом деле никого не
интересует, что за этот квартал, а это всего три месяца, если кто не знает, наш
капитал с сорока миллионов возрос до восьмисот?..
Николай присвистнул, но как-то дежурно, а Ворпед спросил
рассеянно:
– А это много или мало?
Я фыркнул:
– Это не высшая математика. Арифметику еще не забыли,
надеюсь, миллионеры!
Кулиев, как обычно, помалкивал, в трудных ситуациях
предпочитая, чтобы кто-то взял огонь на себя, наконец Аллодис сказал:
