«Вечером приехал к нам Мишель, расстроенный, бледный; улучил минуту уведомить меня, что Лопухин приехал, что он ревнует, что встреча их была как встреча двух врагов и что Лопухин намекнул ему, что он знает его ухаживанье за мной, и что он не прочь и от дуэли, даже и с родным братом, если бы тот задумал быть его соперником.
– Видите ли, – продолжал Лермонтов, – если любовь его к вам не придала ему ума, то по крайней мере придала ему догадливости; он еще не видал меня с вами, а уже знает, что я вас люблю; да, я вас люблю, – повторил он с каким-то диким выражением, – и нам с Лопухиным тесно вдвоем на земле!
– Мишель, – вскричала я вне себя, – что же мне делать?
– Любить меня.
– Но Лопухин, но письмо мое, оно равняется согласию.
– Если не вы решите, так предоставьте судьбе или правильнее сказать: пистолету.
– Неужели нет исхода? Помогите мне, я все сделаю, но только откажитесь от дуэли, только живите оба, я уеду в Пензу к дедушке, и вы оба меня скоро забудете.
– Послушайте: завтра приедет к вам Лопухин, лучше не говорите ему ни слова обо мне, если он сам не начнет этого разговора; примите его непринужденно, ничего не говорите родным о его предложении; увидев вас, он сам догадается, что вы переменились к нему».
Пока мы пребываем в эйфории и думаем, что неотразимый ее разделяет, он на самом деле ведет против нас боевые действия, и первое его оружие – маски, тонко настроенные под конкретный объект охмурения. И вот хищник выходит к одному в образе всепонимающего друга, к другому – в обличье чувствительного, думающего, неравнодушного к прекрасному, но несколько непонятого миром человека. Вот что рассказывает Эрих Фромм об искусстве маскировки Гитлера:
«Этот терзаемый страстями человек был дружелюбным, вежливым, сдержанным и почти застенчивым. Он был особенно обходительным с женщинами и никогда не забывал послать им цветы по случаю какого-нибудь торжества. Он ухаживал за ними за столом, предлагал пирожные и чай. Он стоял, пока не садились его секретарши.
Роль дружелюбного, доброго, чуткого человека Гитлер умел играть очень хорошо. И не только потому, что он был великолепным актером, но и по той причине, что ему нравилась сама роль. Для него было важно обманывать свое ближайшее окружение, скрывая всю глубину своей страсти к разрушению, и прежде всего обманывать самого себя.
Кто не встречал людей, которые обманывают не только словами, но всем своим поведением, манерой держаться, интонацией, жестами? Многие люди умеют искусно изображать персонаж, которым они хотят казаться. Они так мастерски играют роль, что нередко вводят в заблуждение людей проницательных и психологически искушенных. Не имея никакого внутреннего стержня, никаких подлинных принципов, ценностей или убеждений, Гитлер мог «играть» доброжелательного джентльмена и сам не сознавать того, что всего лишь играет роль».
Поражал своим искусством перевоплощения и серийный убийца Тед Банди, который в 1970-х годах изнасиловал и умертвил как минимум 35 девушек. Перед жертвами он представал в образе привлекательного, интеллигентного парня со сломанной рукой или на костылях, который просил помочь ему. Банди, прозванному «харизматичным убийцей», мало кто отказывал.
Каковы любимые маски хищников? Перечислю наиболее распространенные:
– само совершенство, король-солнце, самый обаятельный и привлекательный, хозяин жизни (Тед Банди, Патрик Бэйтмен, Том Бьюкенен (Фрэнсис Скотт Фицджеральд, «Великий Гэтсби»), Паратов, Карлсон, Элен Безухова, Прохор Громов (Вячеслав Шишков, «Угрюм-река»);
– душа компании, любимец публики, человек-праздник (Лаевский, Зилов);
– святой человек, жемчужина добродетели (маркиза де Мертей, Тартюф (Жан-Батист Мольер, «Тартюф»), Фома Фомич Опискин (Федор Достоевский, «Село Степанчиково и его обитатели»), Иудушка Головлев (Михаил Салтыков-Щедрин, «Господа Головлевы»);
– раскаявшийся распутник (виконт де Вальмон);
– человек трудной судьбы (Лаевский, мистер Рочестер);
– последний романтик (Сент-Экзюпери, Джей Гэтсби (Фрэнсис Скотт Фицджеральд, «Великий Гэтсби»);
– недотепа, невезучий, тридцать три несчастья, рассеянный с улицы Бассейной, большой ребенок (Женя Лукашин);
– проклятый поэт, Чайльд-Гарольд, одинокий волк (Онегин, Брюсов);
– Доктор Зло, Великий и Ужасный (Германн, Алекс (фильм Стэнли Кубрика «Заводной апельсин»), Хиттклиф);
– хулиган, инфант террибль, очаровательный раздолбай (Есенин, Долохов, Анатоль Курагин, Макмёрфи (Кен Кизи, «Пролетая над гнездом кукушки»);
– весь такой непредсказуемый («собака на сене» Диана);
– проводник тайного знания, гуру, знаток человеческих душ, человек-рентген (фон Корен (Антон Чехов, «Дуэль»);
– настоящий мужик, «альфач» (Гога-Жора);
– личность широких взглядов, «внесистемный» человек, «не такой, как все» (Мария Полозова (Иван Тургенев, «Вешние воды»).
Внимание: не все деструктивные люди носят маски. Например, параноидов мы сразу видим такими, какие они есть на самом деле: агрессивно-минорными, удушающе-контролирующими – и вместе с тем по-своему притягательными своей «основательностью», «брутальностью», «серьезностью». Другое дело, что на этом этапе мы не предполагаем, каким образом вся эта «обстоятельность» разовьется спустя энное время.
…Фантастическое искусство маскировки нарциссов и социопатов – а скорее, полное перевоплощение в героя ныне разыгрываемой «пьесы» – отмечают и многие читатели. Неотразимый может сыграть любую эмоцию. Например, Вальмон цинично расписывает, как во время бесед с мадам де Турвель намеренно вызывает у себя слезы:
«К счастью, я довел себя до того, что и сам плакал: вновь завладев ее руками, я омывал их слезами. Но она была так поглощена своим страданием, что не заметила бы моего, если бы я не прибег к этому способу обратить на него ее внимание».
Просто фантастика, как самому примитивному из хищников удается подстроиться под не самого примитивного из нас и создать имитацию настоящего чувства! Между тем у этой магии есть объяснение. Послушаем Сэма Вакнина:
«У многих нарциссов есть «эмоциональные резонансные таблицы». Они используют слова, как другие используют алгебраические знаки: со скрупулезностью, осторожностью, тонкостью кустаря. Они ваяют из слов тонко отлаженные ревербации боли, любви и страха. Нарциссы близко изучают людские реакции и подстраивают свои вербальные выводы соответствующим образом до тех пор, пока их словарь не напоминает словарь их слушателя. Это самое близкое расстояние, на которое нарцисс способен подобраться к эмпатии».
«При создании прекрасной копии чего-либо или кого-либо у человека возникает галлюциногенный эффект, – пишет Роберт Грин. – И хотя эта копия являет собой что-то вроде макета, люди принимают ее за правду, потому что она имеет внешнее сходство с реальным прообразом. Это излюбленный метод мошенников и аферистов, которые мастерски обманывают людей, подсовывая им «куклы», фальшивки, правдоподобно копирующие реальный мир».
