– Этот человек бежал из Константинополя из-за преследований, а потом оказался в Киеве, откуда снова явился во владения базилевса вместе с Мечеславом и Ормом под видом наемника. Но вскоре после битвы под Авидосом, где войско порфирородного базилевса разбило мятежного стратига Варду Фоку, его разоблачили, обвинили в заговоре против Василия и взяли под стражу в этой самой таверне. Оказалось, что он патрикий и его настоящее имя Маркиан. Твой отец и твой дядя вступились за друга, к ним присоединились и все, кто был в «Золотом вепре», но отбить Стефана не удалось… По прошествии десяти лет мне случилось встретить его в монастыре на горе Афон, мы долго разговаривали о минувших годах, вспомнили и Мечеслава с Ормом, а недавно я узнал от одного монаха, что отец Паиссий, такое имя Стефан принял в монастыре, скончался четыре года назад.
Воспоминания ветерана наполнили сердца Гилли и Никиты грустью, гордостью за дела своих родственников и ответственностью, ведь и им скоро предстояло проявить себя в битвах с врагами империи, так как базилевс готовил новый поход на болгар.
* * *
Василий давно мечтал полностью покорить Болгарское государство и неуклонно шел к своей цели. Сразу после приезда Гилли и Никиты в Константинополь стало известно, что болгарский царь Гавриил-Радомир был коварно убит на охоте двоюродным братом Иоанном-Владиславом. К этому поступку Иоанна-Владислава подтолкнули люди базилевса Василия. В Константинополе надеялись, что он станет послушным воле империи правителем подчиненного ею государства, но случилось иначе. Новый царь Болгарии захватил престол, уничтожил всех своих соперников, а затем стал вести переговоры с Василием о подчинении всей Болгарии под руку Ромейского государства. Переговоры оказались уловкой. Иоанн-Владислав втайне от Константинополя готовился к войне: усиливал войско, укреплял крепости, договаривался о союзных действиях против греков с печенегами. Но Константинополь слышал и видел далеко, у Василия были свои люди во многих государствах, да и завистников и недоброжелателей у нового правителя Болгарии хватало. Императору стало известно о настоящих замыслах болгарского царя. Василий действовал решительно. Вскоре ромейское войско было готово к походу. Перед выступлением базилевс решил навестить воинские отряды, желая лично убедиться в их боеспособности. Не обделил вниманием и тагму, где несли службу Никита и Гилли. Уж больно хотелось Василию посмотреть на вновь прибывших из Руси наемников.
Базилевс производил смотр, восседая на белом коне, укрытом красной попоной, расшитой золотой нитью. По его приказу были проведены учения, на которых тагма показала способность к построению и владению оружием. По окончании учений император пожелал проехать вдоль стройных рядов северных воинов. Никите удалось рассмотреть Василия. Базилевс, муж среднего роста, держался в седле твердо и прямо, оттого казался высоким и могучим. Седая, редкая у подбородка борода обрамляла его округлое лицо, изогнутые брови выдавали гордый нрав, светло-голубые глаза сияли мужественным блеском. Мужественность не была показной, от бывалых воинов он знал, что базилевс неплохо владеет оружием, переносит стужу и летний зной, неприхотлив к еде и питью, прост в общении с воинами, но строг с нарушителями порядка. С таким предводителем Никита был готов идти на любого врага. Он не ведал, что ему еще предстоит узнать другие, в том числе и нелицеприятные, стороны характера Василия и ближе познакомиться с ним. Случилось так, что взор базилевса остановился на юноше-наемнике. Правитель Ромейского государства нахмурился, остановил коня, обернулся к вельможам, кои на лошадях следовали за ним, подозвал аколуфа – предводителя наемной гвардии, указал на Никиту:
– Почему в тагме юнцы, или Русь истощилась воинами? Мне нужны опытные и сильные бойцы, а вы набираете детей! Уж не этому ли мальчишке я должен платить за свою безопасность! У него еще поросль на лице не пробилась!
Аколуф, сухопарый пожилой воин со шрамом на подбородке, побледнел, выкрикнул тагматарха. Длинноволосый крепыш на вопрос базилевса, откуда в тагме юнцы, ответил:
– Прости, Божественный, кентарх этой сотни сам плавал в Русские земли набирать людей на службу, и…
– Где он? – нетерпеливо оборвал базилевс. Дыхание его участилось, ноздри расширились, пальцы теребили подбородок. Аколуф знал – это признаки закипающего гнева, а потому поторопил тагматарха:
– Позови его!
Тагматарх обернулся к строю:
– Кентарх Гилли, подойди к Божественному!
Рыжий варяг подбежал к базилевсу, который обрушился на него с руганью и упеками. Гилли с невозмутимым видом дождался конца речи и, несколько растягивая греческие слова, сказал:
– Божественный, я служу тебе двенадцать лет и за это время научился разбираться в воинах. Этот, хоть и молод, не хуже опытных, а со временем станет лучше многих, в нем сила. Уже год он в Константинополе, но ему не пришлось участвовать в сражении, чтобы проявить себя, думаю, это у него впереди.
Вид Гилли, как и его ответ, понравились базилевсу. Варяг разговаривал с почтением, но при этом не ущемлял собственного достоинства в отличие от большинства его подчиненных. Гнев отступил, Василий кивнул на Никиту:
– Скоро ему и всем вам представится такая возможность. Я вижу, что он рослый не по годам, но сила не поможет, если ты не умеешь владеть оружием. Поставь юнца с опытным воином, пусть сразятся на деревянных мечах. Посмотрим, впрямь ли ты так хорошо разбираешься в настоящих бойцах.
Гилли окинул глазами сотню, вызвал из строя тридцатипятилетнего вятича по имени Бакуня и Никиту, коему, вручая деревянный меч, успел шепнуть:
– Ты должен победить. Докажи базилевсу, что молодой воин не уступит опытному бойцу.
Тем временем базилевс, расставив локти и уперев пальцы в бедра, разглядывал Бакуню. Лобастый, большеносый, с темно-русыми волосами вятич был сух и высок, осанка выдавала в нем бывалого воина, но все же Василий спросил у варяга:
– Так ли опытен этот воин? Давно ли он служит?
– Так же как и я, более десяти лет. Брал Скопье, проявил себя в ущелье Кимвалунг, где удостоился похвалы стратига Никифора Ксифия.
Василий удовлетворенно кивнул:
– Никифор Ксифий зря хвалить бы не стал. Что ж, дозволяю начать поединок.
По команде Гилли бойцы начали сходиться. Некоторое время они кружились, испытывая друг друга выпадами, затем кинулись рубиться. Никита наседал, чаще махал мечом. Вятич попятился, но вел себя спокойно и уверенно, удары наносил продуманно, ловко уходил от ответных. Никита же, наоборот, торопился поскорее закончить бой, но это ему не удавалось, а силы стремительно таяли. Вскоре всем стало ясно, что Бакуня играет с противником, ожидая, пока тот выдохнется. И дождался. Когда Никита остановился, чтобы перевести дыхание, вятич пошел в наступление. Бакуня бил быстро и точно. Теперь обороняться пришлось Никите. Он был силен и неплохо научился владеть мечом в киевской дружине, но ему было далеко до таких бойцов, как двоюродник Витим, варяг Гилли и его нынешний противник. И все же некоторые приемы удавались ему не хуже опытных воинов. Одному из таких приемов его научил соратник отца Торопша. Никита принял удар справа на щит, слева отбил мечом, увел клинок противника вниз, сблизился. Мощный толчок щитом в щит явился для Бакуни неожиданностью, он пошатнулся, опустил щит. Никита, не теряя времени, ткнул деревянным острием в грудь противника. Гилли поднял руку, останавливая бой. Победа осталась за Никитой. Бакуню поражение не расстроило, темно-серые глаза вятича сияли радостью, он добродушно улыбнулся, похлопал Никиту по плечу:
