Барийцу повезло: ему посчастливилось встретить десяток знатных паломников-норманнов на горе Гаргано, в святилище Михаила Архангела. Под сводами темной пещеры у священного алтаря, воздвигнутого самим архистратигом ангелов, Мелус вступил в разговор с северными воинами и, обещая им приобретение несметных богатств в случае удачного выступления против греков, склонил на свою сторону. Норманны, в свою очередь, пообещали, что приведут из родных земель охотников. Таковых нашлось немало, так как многие из знати были недовольны правлением герцога Ричарда Нормандского и решили покинуть страну. В начале 1017 года, благодаря стараниям Мелуса, князя Солерно и папы, в Капуе собрался многочисленный отряд наемников-норманнов под предводительством знатных воинов: Родульфа Тодиненсиса, Гильберта Бутерикуса, Гоисмана и Стиганда. К ним присоединились иные наемники, сотня арабов и лангобардские князья со своими людьми.
В конце весны войско Мелуса вторглось в Апулию, разоряя владения базилевса. Особо в деле разграбления усердствовали норманны. С их помощью лангобардам удалось нанести катепану Льву Торникию Контолеону три поражения подряд и овладеть значительной частью Апулии. В Константинополе успешные действия Мелуса вызвали крайнее беспокойство: катепан Торникий Контолеон был отозван, его заменил протоспафарий Василий Бугиан. Опытный и умелый стратиг, получив в помощь тагмы варангов, сумел выманить противника на равнину неподалеку от города Канны. Здесь, на берегах реки Офанто, много веков назад карфагенский полководец Ганнибал Барка нанес сокрушительное поражение римским легионам консулов Луция Эмилия Павла и Гая Теренция Варрона. Надеялся на удачу и Василий Бугиан. Памятуя о том, как воины, присланные князем Владимиром, помогли базилевсу Василию под Авидосом против узурпатора Варды Фоки, Бугиан решил не выставлять наемников вперед, как обычно, а сохранить их для решающего момента.
* * *
Никита стоял на склоне низкого холма в первом ряду второй линии построения ромейского войска. Молодому воину следовало настроиться на битву, но мысли уводили в иную сторону, глаза озирали округу поверх шлемов передней фаланги. Здесь, в Апулии, стояли теплые солнечные дни, зеленели луга, заросли каперсника, можжевельника, миндаля. Виноградники, оливковые рощи и фруктовые сады готовы были отдать людям свои плоды. В далекой Руси было иначе. Листопад, по-иному грязник, безумствовал: то окрашивал зелень леса золотом да багрянцем, то пытался смыть краску с листьев дождем, то срывал их, оголяя деревья. Сердце Никиты заныло, затосковало по родине.
«Как там родовичи? Как матушка? Суждено ли мне вернуться в родные места или полягу я на чужбине?»
Мысли прервались, трубные звуки возвестили о начале битвы. В преддверии битвы сердце Никиты учащенно забилось, он взял копье в левую руку, ладонь правой приложил к груди. Там под кольчужной броней и рубахой висели нательный крест и оберег, подаренный волхвом Живородом. Губы прошептали:
– Господи, спаси и сохрани! Землица родимая, дай мне силы зверя лесного!
Вятич Бакуня пихнул локтем в правый бок:
– Ты чего бубнишь?
Никита ответить не успел, слева вклинился сутулый полочанин Стрига:
– Просит, чтобы всевышний ему ноги порезвей дал, от неприятеля бегать.
– Сам не побеги, – огрызнулся Никита.
Бакуня заступился:
– Ты, Стрига, юнца шутейным словом не поддевай, у самого небось колени трясутся. Сам знаешь, сколько ни воюй, а перед битвой всегда тревожно. Война, она всем страшна.
– Это верно, – согласился полочанин. – Я ж неспроста пошутил, от этой шутки он злее станет, а значит, биться будет лучше. Мне злоба не раз в бою жизнь спасала.
Бакуня согласился, но добавил:
– Кроме злобы еще голову надо иметь.
– Лишь бы ее не срубили, – мрачно пошутил кто-то из воинов.
На том и успокоились. Теперь стало не до шуток, взоры воинов обратились вперед, туда, где начиналось сражение…
Василий Бугиан построил войско обычным порядком. Пехота в две линии встала в центре, во второй – варанги, по сторонам от нее – конница, за ней – отряды катафрактов и охраны тыла. Изготовились к сражению и противники. Мелус с лангобардами встал по правую руку, его брат Дато с иными наемниками и союзниками – по левую, центр был отдан норманнам. На них была особая надежда. Этот железный кулак, как и в предыдущих битвах, должен был раздробить центр ромейского войска. Северные воины построились в три линии, чтобы постоянно наращивать силу удара. Они-то и вступили в бой первыми. Лучники, обстреляв ромеев, смешались с пехотой. Настало время рукопашной схватки. Норманны оказались сильнее. Могучие воины в конических шлемах, защищенные кольчужными доспехами и каплевидными щитами, вооруженные копьями, мечами и двуручными топорами смяли центр первой линии ромеев, которые по приказу Бугиана расступились. Теперь перед норманнами стояла стена варангов. Северные воины сошлись друг против друга в кровавой битве. Русам и варягам предстояло помериться силой с норманнами…
Наконечник тяжелого копья ударил в щит Никиты, он ответил. Противник повалился на спину, но добить его рус не успел, еще один норманнский воин насел слева, срубил древко мечом. Не теряя времени, Никита ткнул обрубком в лицо неприятеля. Стрига довершил дело копьем, но сам полег от двуручного топора рыжебородого великана, который обратил взор холодных светло-серых глаз на Никиту. Никита выхватил меч, обочь встал с копьем Бакуня, но это не остановило норманна. Прославленному воину и предводителю норманнской пехоты Гильберту Бутерикусу не страшны были и десять противников. Размахивая топором, Гильберт стал теснить русских воинов. Щит Бакуни развалился от мощного удара, смерть нависла над челом вятича. Чтобы предотвратить гибель соратника, Никита собрался кинуться на норманна, но его самого сшибли с ног. В толчее боя ему с трудом удалось подняться. К своей радости, он обнаружил, что Бакуня рядом, жив и здоров, а над распростертым на красноватой земле телом норманна склонился Гилли. Когда он выпрямился, Никита увидел в руках варяга топор Гильберта Бутерикуса. Подняв над головой добычу, Гилли воскликнул:
– Вперед! Не посрамим предков!
– Русь, бей! Круши ворога! – поддержал товарища Никита.
– Круши! Бей! Русь! – вторили ближайшие к Никите и Гилли воины. Следуя их призыву, русы и варяги надвинулись на неприятеля. Норманны попятились, но битва еще не была окончена. В то время, когда Мелиус и Дато бились с остатками первой линии ромеев и их конницей, предводитель норманнских всадников Родульф Тодиненсис двинул свой отряд на противника. Бугиан бросил ему навстречу катафрактов, но норманны в короткой стычке рассеяли их и наскочили на варангов, коим не впервой было противостоять тяжелой коннице. Стремительный поток ударился о стену из щитов и копий. Родульф на вороном коне, в пластинчатом доспехе и сияющем шлеме с наносником, сбил конем передового воина, поразил копьем его соседа слева, вклинился в ряды наемных воинов базилевса. На его пути встал рыжеволосый варяг, готовясь к удару, он грозно раскрутил двуручный топор над головой. Норманн оказался быстрее. Железное жало ударило в лицо. Варанг выронил топор, рухнул под копыта вороного. Родульф продолжил движение в глубь строя, к нему на помощь спешили его воины. Еще немного – и норманны пробьют брешь в плотных рядах варангов…
