Никита видел гибель старшего товарища, волна ярости захлестнула его. Он не помнил, как поднял копье убитого русского воина и ринулся на норманнского всадника. Удары Никиты были настолько сильны и быстры, что Родульфу с трудом удавалось отбиваться. Крепкие металлические доспехи защищали большую часть тела и сохранили норманну жизнь. Родульф сражался упорно, но появление Бакуни и троих его сотоварищей вынудило отважного воина повернуть коня и искать спасения в рядах норманнского воинства.
Русы и варяги устояли, остановили врага, а затем заставили его попятиться. Разгром войска Мелиуса довершили катафракты. Рассеянные норманнскими всадниками, они сумели собраться, привести свои ряды в порядок и прийти на помощь русам и варягам.
Победа была полной. Мелиус, его сподвижники и союзники бежали, многие, в том числе и знатные норманнские воины, были взяты в плен и отправлены в столицу Ромейского государства. Войско базилевса ликовало. Ликование не коснулось лишь Никиты. Киевлянину было не до радости. Смерть полочанина Стриги, а пуще того – наставника и друга Гилли, ставшего ему почти братом, ранила сердце молодого воина, она же сделала его старше. Мысли в который раз потянулись к дому. Никита, после долгих раздумий, решил вернуться в Киев, но на второй день по прибытии в Константинополь узнал, что на родине произошли события, которые изменили его задумку. Еще через день прошли празднования в честь победы над Мелиусом и его норманнскими союзниками. В этот день базилевс решил наградить на Большом ипподроме воинов, отличившихся в битве при Каннах. Особо отметил он храбрость, стойкость и воинское умение русов и варягов, благодаря которым и была одержана победа. К ним-то, восхищенный их доблестью, и обратился со словами, в коих сообщил, что почитает их за лучших воинов в своем войске, назвал русов неодолимыми и просил служить ему верно до самой смерти. Две сотни наемников, растроганные речью Василия, поклялись воевать за него, пока он жив. Охваченный всеобщим настроением, дал слово и Никита. Слово дал, но тяги к родному дому не заглушил и мыслей о возвращении не оставил…
Часть третья
Возмездие
Глава первая
Не следует умолчать и о достойном сожаления бедствии, постигшем Русь, ибо с нашей помощью Болеслав напал на нее с великим войском, нанеся ей большой урон.
Титмар Мерзебургский
Недолго князь Ярослав сидел в спокойствии на киевском столе. Болеслав Храбрый, в надежде обрести от междоусобицы в Русской земле выгоду, вступился-таки за зятя, благо к тому времени закончилась война с западным соседом Генрихом – императором Священной Римской империи. Князь собрал большое войско в польских землях, к коим присоединились пятьсот венгров, около трех сотен немцев, тысячный отряд печенежских всадников и малочисленная дружина князя Святополка из волынян и туровцев. С этакой силой и двинулся владетель Польши на Русь. Ярослав выжидать не стал, пошел навстречу Болеславу, имея под своей рукой пять тысяч воинов из киевлян, новгородцев и варягов. Ушел с ними и Витим, благо успел отстроить на старом месте новый дом и переселиться туда от Торопши вместе с Надежей и Таисией. Сам же Торопша остался в Киеве, рана, полученная под Любечем, не дала ему отправиться в поход.
Посередь лета великие дружины встретились на реке Буг и встали по обоим берегам, не осмеливаясь первыми переправиться и завязать бой…
* * *
Солнечный тихий день настраивал на мирный лад. Ярослав решил развлечься рыбалкой и вышел с ближними мужами на берег реки с удочкой. Рыбалка не заладилась, рыба клевала плохо, к тому же настроение испортило появление Болеслава со свитой. Польский владетель и его зять тоже пришли с удочками. Со стороны поляков послышались оскорбительные крики, в которых то и дело высмеивалась калечность Ярослава. Не желая слушать обидные слова и видеть, как тучное тело Болеслава сотрясается от смеха, князь бросил удилище и, прихрамывая, направился к стану. За ним потянулись соратники, на берегу остались два десятка дружинников из сторожи и Блуд. Старый воевода решил отстоять словом честь своего воспитанника. Издревле на Руси, да и не только, повелось хулить противника, подзадоривать перед боем, как недавно, у Любеча, охаивали киевляне и их воевода Олег Волчий Хвост новгородцев. Ныне Волчему Хвосту уподобился сам Блуд. Когда Святополк, насаживая на крючок толстого червя, пообещал содеять с ним и князем Ярославом то же самое, он ответил:
– Перевозитесь на наш берег, и я тебя самого на крючок посажу. – Блуд поднял с земли брошенную Ярославом удочку. – А тестюшке твоему брюхо его толстое вот этой тростиной проткну. Этот боров так разъелся, что на коня забраться не может. Воин это или баба?
Одутловатое, пышноусое и крупноносое лицо Болеслава покраснело, густые брови сошлись у переносицы, правая щека задергалась, темно-голубые глаза расширились, налились кровью. Дерзкие, хулительные слова русского воеводы разбудили в нем гнев. Польский князь собирался начать битву завтра, на рассвете, для этого были приготовлены и спрятаны у берега ладьи, челны и плоты для переправы. Кроме того, вызнав, что Ярослав не выплатил варягам обещанного жалованья и среди тех зреет недовольство, тайно послал к их предводителю Эймунду своего человека и пообещал немалую награду, если наемники не будут усердствовать в предстоящей битве. Теперь, распаленный оскорблением, он не желал ждать завтрашнего дня. Поленьев в огонь подкинул и зять Святополк. Беглый князь, желая поскорее вернуть себе киевский стол, ужом подлез с обидными словами:
– Великий князь, ужель ты, владетель стольких земель, прозванный в народе Храбрым, стерпишь брань непотребную?! Ужель не ответишь?!
Болеслав трусом не был и смерти в бою не боялся. Громоподобный крик сотряс воздух над Бугом:
– Коня мне! – Слуги поспешили исполнить приказание. Болеслав вставил ногу в стремя, обратил взор на польских воинов. – Если вам ничего, что эти псы ругают скверными словами вас и вашего князя, то я пойду на них один, даже если мне предстоит погибнуть!
Укор и призыв Болеслава идти на врага не остались неуслышанными. Поляки и их союзники, используя припасенные заранее плоты, челны и коней, бросились в воду. Все произошло так стремительно, что опытный Блуд едва успел отослать Витима к князю и собрать охранявших берег воинов для боя. Удержать поляков не удалось. Блуд надеялся на помощь варягов, но Эймунд спешно отвел своих воинов. Старый воевода полег на берегу Буга, успев в последние мгновения жизни попросить у господа прощения за свои грехи…
Витим застал Ярослава у шатра:
– Князь! Поляки через реку полезли!
Лицо князя побледнело, ухо уловило шум боя.
– Как?! Ужель Болеслав посмел? – Ему вспомнилось, как у Любеча он так же дерзко напал на Святополка, но тогда была ночь, польский же князь решился переправиться и завязать бой днем. Воистину храбрости Болеславу не занимать. Ярослав кинулся к шатру: – Доспех мне! Трубите сбор! Готовьте войско к битве! Что ж, чему быть, того не миновать. Этот безумец сам устроил себе ловушку. Там, на берегу, мы отсечем тех, кто переправился, от остального войска, окружим и разобьем.
