– Одежду мы шили из звериных шкур, а на зверей охотились с луком и стрелами, – рассказывал старик.
Когда израсходовали всю соль, крестьяне нашли какую-то заменившую ее траву. Светильники делали из смолы, которую собирали с коры деревьев. Более двадцати лет крестьяне жили в полной изоляции от мира. О войне узнали лишь через шесть лет после ее окончания.
Как-то зимой 1951 года начали бешено лаять собаки. Крестьяне испугались, поскольку почувствовали, что лай вызвали не дикие звери, иногда подбиравшиеся к деревне. Но собаки вскоре замолчали, и крестьяне успокоились. Прошла неделя. И в тот момент, когда крестьяне были в церкви, снова залаяли собаки. Вскоре появилась и группа солдат на лыжах. Они долго смотрели на деревню.
– Со мной было четыре мужчины и моя единственная дочь, – продолжал свой рассказ Никифор. – К нам подошел один солдат и спросил, кто здесь главный. Я ответил ему, что у нас нет главных, что все мы равны, и что существует лишь один главный и то – бог. В ответ солдаты громко рассмеялись и загнали нас в церковь.
– Что вы здесь делаете? – спросил нас командир.
– Это наш храм, и здесь мы молимся богу, – ответили мы.
– Да, да, молитвенный дом, – усмехнулся командир. – Где вы прячете радиопередатчик?
– У нас нет радиопередатчиков.
– Это мы сейчас проверим, – ответили солдаты.
Нас загнали в угол и строжайше запретили шевелиться. Закончив обыскивать храм, они велели нам выходить по одному и раздеваться. Так же тщательно они обыскивали нашу одежду. После обыска, поставив у входа двух часовых, солдаты ушли. Стемнело. Прошло несколько часов. Начался допрос. Я был последним, и моя очередь наступила только под утро. В избе за столом сидел офицер, в комнате было полно солдат.
– Ну, старик, говори. Твои помощники во всем признались.
– Что вам угодно?
– Где ты спрятал радиопередатчик и оружие?
– Я ничего не прятал. Все наше имущество у всех на виду.
Офицер схватил меня за бороду и притянул к себе так, что голова моя легла на стол. Он вытащил длинный нож.
– Если ты, собака, сейчас же не признаешься, я отрежу тебе голову.
Я ничего не ответил. Он снова поднял мою голову, потянув за бороду вверх. В его ладони остались лишь белые волосы.
– Даю час времени. Если за это время не сознаетесь, я подожгу все село и превращу вас в прах и пепел.
Через несколько часов меня вызвали снова.
– Старый человек, а занимаешься шпионажем, – произнес офицер.
Я молчал, я не знал, что такое «шпионаж».
– Ты будешь признаваться?
Я начал рассказывать о том, как мы бежали в тайгу, чтобы вдали от людей начать новую жизнь. Офицер все записывал в небольшой блокнот. После нескольких часов допроса меня выпустили из избы и разрешили вернуться домой. Там уже были сын и сноха, которых тоже допрашивали несколько часов. У каждого дома стоял солдат, и выходить во двор можно было только после его разрешения. Так продолжалось две недели. За это время солдаты привыкли к крестьянам и с удовольствием угощались за их столом. Беседуя с крестьянами, солдаты говорили, что командир отправился в райцентр и что после его возвращения они снова будут жить, как и прежде.
Но офицер вернулся с новыми солдатами. Через два дня они собрали всех крестьян и зачитали им постановление районного исполнительного комитета: это удаленное поселение переносится ближе к райцентру, чтобы приобщить сельчан к цивилизации. Существует опасность их одичания без школ и т. п. Офицер дал всем три дня на сборы. Крестьяне восприняли все это молча. Они легли на снег и долго молились богу. Женщины всхлипывали.
– На третий день, рано утром, мы были готовы к дороге. Солдаты в полном боевом снаряжении. Двести взрослых и восемнадцать детей отправились в далекий путь. Перед уходом мы накормили и напоили скотину. Рассвет нас застал в дороге. Часть женщин и детей сидела в санях, покрытых медвежьими шкурами, а мужчины все шли пешком. Солдаты на лыжах окружили нашу колонну. Днем мы шли, ночью солдаты натягивали палатки. Через десять дней мы прибыли в Ачинск. Женщин и детей поместили в одну большую тюремную камеру, мужчин – в другую. Следствие длилось два месяца. Нас обвиняли в связи с американской разведкой и в подготовке свержения советской власти. Среди нас лишь двое умели немного читать и писать, остальные были неграмотны и в протоколе вместо подписи ставили три крестика. А что было там написано, никто не знал. На суде мы заявили, что уже двадцать лет не видели иностранцев. Судья, однако, заметил, что большинство созналось в том, что деревню регулярно навещал американский шпионский курьер и приносил доллары. В доказательство этого утверждения он предъявил нам протоколы, где стояли наши три крестика. Всех нас приговорили к двадцати пяти годам лагерей. Детей у нас отняли.
Когда старик закончил, я спросил у него:
– Чем вы объясните, что ваше поселение в тайге было обнаружено? Может быть, кто-то из ваших решился пробраться так далеко вперед?
– Исключено, – сказал старик. – У нас не было необходимости удаляться от деревни дальше, чем на десять километров, так как у нас было, что человеку необходимо.
– Неужели за двадцать пять лет к вам не забредал ни один человек?
– Ни разу. Иногда мы слышали вдалеке выстрелы, но не более.
– Вы рассказывали, что однажды бешено залаяли собаки. Может быть, поблизости были охотники?
– Да, вероятно. Теперь мне ясно, что нас обнаружили охотники.
– Как ваше здоровье?
– Очень хорошо. Я должен быть здоров, так как мне предстоит еще долгая жизнь. Сейчас мне семьдесят шесть лет, а мне нужно прожить еще двадцать пять. Я не могу оставаться должником Советского государства и великого Сталина.
Группа майора Шуллера
Немцы в лагере были разделены на две группы. Одну составляли нацисты, осужденные как военные преступники. Их лидером был Штайнеман, бывший комиссар полиции из Берлина. Никакой активной деятельностью они в лагере не занимались. Штайнеман во время войны занимал пост окружного комиссара на Украине, где и совершил ужасные преступления. К этой же компании принадлежал и австриец Штехер, бывший эсэсовский офицер, работавший в специальном лагере. Сейчас он желал возвращения старых времен. Эти нацисты, которых прошлое так ничему и не научило и которые по-прежнему восторгались Гитлером, были слишком большими трусами, чтобы открыто выступать против сталинского режима. Хотя у этих людей был и весьма длинный язык, они, в случае опасности, забивались в щели, как мыши. Они совершенно не были готовы прийти на помощь. Если же кому-нибудь из них удавалось получить хорошую работу, им становилась безразличной судьба товарищей по партии.
Вторую группу составляли «американцы». К ним относились те, кто после войны сотрудничал в Германии с американскими разведорганами. Часть из них придерживалась демократических взглядов. Этих людей сюда привезли русские, и всех без исключения приговорили к двадцати пяти годам. Некоторые из них были действительно агентами американской разведки, некоторых же, тоже обвиненных в «шпионаже», арестовали за демократическую деятельность. Самыми заметными среди этих «шпионов» были майор Шуллер и Шрёдер.
