С большим удовольствием я отправился в Красноярск на грузовике, груженном досками.
Мой чемодан шофер положил на доски, а сам я сел в кабину. По пути мы несколько раз останавливались у чайных, чтобы согреться и отдохнуть от плохой дороги. Шофер водки не пил совсем, что для этих краев было редкостью. Я был счастлив, что мне попался такой трезвый человек и что я доехал до Красноярска целым и невредимым.
В Красноярске на вокзале я снял свою сибирскую одежду. Свои ватные, штаны, бушлат и валенки я подарил какому-то очень бедно одетому пареньку, бродившему около вокзала, парень был настолько удивлен, что поначалу отказывался от этих вещей, думая, что я шучу. И лишь после того, как ему какой-то стоявший рядом мужчина объяснил, что я ему эти вещи дарю, он схватил их обеими руками.
Через час должен был прибыть экспресс Пекин-Москва. Без всяких проблем я купил билет на этот поезд, имевший спальные вагоны первого и второго класса, которые многим из стоявших здесь были не по карману.
В одном купе со мной оказались вошедшая в Красноярске служащая, китайский дипломат, направлявшийся на работу в московское посольство, и железнодорожный начальник из Читы.
Спустя двадцать лет я снова ехал в поезде свободным человеком. И все никак не мог привыкнуть к тому, что могу выйти из купе, когда захочу, что могу пойти в туалет, когда в том возникнет потребность. Не говоря уже о том, что я могу пойти в вагон-ресторан и наесться там до отвала. Мы проезжали мимо больших сибирских городов – Новосибирска, Омска и Свердловска, оставшихся в моей памяти лишь этапными станциями массовых транспортов со сталинскими жертвами.
На шестой день поезд прибыл в Москву, в город, в котором двадцать лет назад началась моя трагедия. Во мне проснулись различные чувства: ненависть к тем, кто виновен в моем несчастье и кто частично все еще остался у власти; и любовь к моей жене Соне, которая живет здесь и ждет меня. Я старался думать только о ней. Я так много ей должен!
Когда поезд остановился, сердце мое учащенно забилось. Весь дрожа, я вышел из вагона и искал в толпе дорогое лицо.
А она, взволнованная, пробивалась ко мне. Мы молча обнялись. Подошли ее родственники, очень сердечно приветствовавшие меня.
Такси везло нас по освещенным улицам Москвы. Проезжая мимо здания КГБ на Лубянке, я не сдержался и выругался.
Первой неожиданностью для меня в Москве оказалась встреча с начальником 8-го отделения милиции, отказавшего мне в прописке. Я объяснял ему, что я до ареста жил в Москве, но он ответил, что у меня нет квартиры, а квартира моей тещи, площадью всего лишь 28 м², слишком мала для троих. На мое замечание, что десятки тысяч москвичей были бы счастливы иметь такую жилую площадь, он ничего не ответил. Считая это недоразумением, я поехал в Главное управление московской милиции на Ленинградском шоссе, но там на двери висела табличка: «Начальник не принимает».
– Он только сегодня не принимает, или с ним вообще нельзя поговорить? – спросил я у секретарши.
– Начальник вообще не принимает посетителей.
– Кому, в таком случае, я могу рассказать о своем деле? – поинтересовался я.
– Обратитесь к заместителям на втором этаже.
В большом зале приемной и даже в коридорах ждали сотни людей. Я обратился к дежурному милиционеру и спросил, как мне попасть к заместителю начальника милиции.
– Все ждут и вы должны ждать, – гласил ответ.
Я спросил нескольких человек, по какому поводу они пришли, и понял, что все хотят получить разрешение на жительство в Москве.
Более трех часов я дожидался своей очереди. Меня принял офицер МВД. Я рассказал ему, что после реабилитации вернулся из Сибири и живу у жены. Прочитав решение Верховного Суда СССР о моей реабилитации, он попросил меня подождать в приемной. Мне снова пришлось ждать какое-то время. Затем появился все тот же офицер. Он зачитывал фамилии и вручал одним белые, другим зеленые бланки. Я, как и большинство, получил зеленый, на котором было написано: «Вам отказано в просьбе прописаться в Москве. Вам надлежит покинуть город в течение двадцати четырех часов. Обращаем Ваше внимание на то, что к территории города Москвы относятся все населенные пункты в радиусе 105 километров. В случае нарушения этого приказа, вам грозит наказание по статье 35 Уголовного кодекса от трех до пяти лет лагерей».
Я слишком хорошо знал, что собой представляет эта статья. В лагере я встречал тысячи людей, осужденных по этой пресловутой статье. Радости моей после реабилитации и возвращения в Москву как не бывало.
Я не знал, каким образом смогу объяснить жене, что московская милиция не признает моей реабилитации.
Я стоял на улице и раздумывал, куда идти. С такими новостями появляться дома не хотелось. Не может быть, чтобы решение высшей судебной инстанции Советского Союза представляло для начальника московской милиции всего лишь ничего не значащий клочок бумаги.
Было уже два часа дня, а все государственные учреждения и организации работали до трех. Я нашел телефонную будку и позвонил в ЦК.
Трубку сняла секретарь одного из высших функционеров партии. Моя фамилия ей была известна, и она тут же соединила меня со своим начальником, которому я вкратце рассказал о том, что произошло в милиции.
– Вы были у начальника милиции?
– Об этом нечего и думать! Дальше его секретарши пройти невозможно.
– С кем вы разговаривали?
– Меня принял один из заместителей и вручил мне зеленый бланк с приказанием покинуть Москву в двадцать четыре часа.
– Идите к начальнику милиции. Пока вы к нему дойдете, все будет улажено.
Когда я снова появился в приемной начальника милиции, секретарша встретила меня с улыбкой. Она тут же открыла дверь кабинета. Мне разрешили даже сесть на стул. Я рассказал начальнику, по какому вопросу пришел, хотя и знал, что его вопросы – всего лишь обычная формальность. Затем вошла секретарша и повела меня в другую комнату. Через несколько минут у меня в руках оказалось письмо к начальнику 8-го отделения милиции. В тот же день меня прописали. Мне разрешили снова стать москвичом.
В отделе репатриации советского отделения Красного Креста должны были оформить визы для меня и моей жены. Но начальник отдела сказал мне, что меня хочет видеть один из секретарей ЦК КПСС.
В приемной ЦК на Старой площади высший офицер КГБ спросил, по какому вопросу я пришел. Я назвал фамилию пригласившего меня секретаря. Тогда офицер направил меня к одному из многочисленных окошек. Оттуда высунул голову какой-то сержант, и я повторил ему то же самое.
– Ваша фамилия?
Я ответил.
– Садитесь вон на тот стул.
Я сел на указанное место.
Все пятнадцать минут, которые я ждал, за мной постоянно следили из окошка. Затем сержант поманил меня пальцем. Я встал и подошел к окошку.
