Часы отсчитали несколько секунд.
– И это меня вы называете порочным, – тихо добавил Джонатан.
Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу.
Томми тихо набрала в грудь воздуха и медленно выдохнула.
– Иногда… – неуверенно начала она. – Иногда жонглеры, о которых вы говорите, оказываются в… Назовем это цирком. Так вот они оказываются в цирке еще до того, как начинают понимать, чем это может обернуться. А потом становится поздно, и они превращаются в настоящих артисток и прекрасно понимают, что не могут позволить себе уронить сердце, иначе случится хаос, о котором вы упомянули.
Они не отрывали глаз друг от друга.
Джонатану показалось, что теперь он больше, чем какой-либо другой мужчина, узнал о Томасине де Баллестерос. Косвенно, не напрямую.
И испытал непреодолимое желание – спросить! Задать еще вопрос. Это было, как идти вдоль коридора, в котором множество запертых дверей. Что там кроется за ними? Какой-нибудь приятный сюрприз? Или то, что никогда не захочется увидеть? Так было один раз в Редмонд-Хаусе, когда Джонатан неожиданно открыл дверь и увидел, как лакей ублажает себя, разглядывая что-то вроде картинки из модного женского журнала. Так что, никаких вопросов больше, потому что один вопрос потянет за собой другой, потом еще один и так далее, пока эта женщина окончательно не запутает его.
– Вы поняли? Здесь вашей вины не больше, чем моей.
Так они какое-то время посидели в благочестивой тишине, как два сообщника.
– Скажите, Томми… Можно мне называть вас Томми? В имени де Баллестерос слишком много слогов, а от Томасины – каша во рту.
Он заметил в ее глазах удивление и вспыхнувшее затем раздражение.
– Меня назвали в честь отца. Мое имя настоящее. А вы можете называть меня Томми, если я буду величать вас так, как мне захочется.
– Согласен. Скажите мне… Что вы собираетесь делать с сердцами, которыми жонглируете, Томми?
– Я выйду замуж за обладателя одного из них, Джонни.
– Только не Джонни. Лучше Джон. Выберите его, как конфетку в коробке? И опять же в один прекрасный день жонглеры отходят от дел, отправляются в отставку.
Томми помолчала.
– Я слышала, что надвигается ваша отставка, – наконец усмехнулась она.
О господи! Уже весь Лондон в курсе.
– Посмотрим, – непроницаемо сказал Джонатан.
Теперь Томми заулыбалась.
Повисла тишина. Джонатан не торопился ее нарушить. Тишина в теплой комнате убаюкивала.
Неожиданно над головой раздалось шуршание, будто чьи-то шажки. Очень мелкие шажки.
Джонатан поднял глаза к потолку.
– Мыши? – вслух удивился он. – И жирненькие?
– Угу, – уклончиво ответила Томми, не поднимая головы.
Легкое шуршание на потолке двинулось в противоположном направлении, за ним последовал глухой стук.
Томми отпила эль, хлюпнув при этом.
– Кстати, волосы у меня не рыжие, – неожиданно заявила она.
– О, я знаю. Скорее, это цвет бычьей крови.
– Бычьей крови?!
Джонатан тихо засмеялся.
– Хорошо, давайте скажем, что они цвета красного дерева. Я назвал их рыжими, чтобы подразнить Аргоси, который может описывать вас, используя только возвышенные метафоры. С ним такое случается, когда ему хочется произвести на женщину впечатление. Он по-настоящему добрый парень, и я надеюсь, что вы будете милы с ним. И я сказал так, чтобы позабавить и вас. И это сработало. Вы назвали меня хорошеньким.
Последнее предложение он ввернул так легко и исподтишка, что Томми вроде даже и не заметила.
Однако она замерла, как будто ее застали за воровством сладкого.
– Хорошеньких особ мужского пола в Лондоне пруд пруди, мистер Редмонд. – Голос ее прозвучал надменно. – Тех, которых можно использовать. Честных мало и благородных.
– Угу, – промычал он и слегка улыбнулся.
Интересно, подумал Джонатан, знает ли она, как подходят ее коже эти жемчуга? Ничего удивительного, что какому-то мужчине захотелось подарить их ей. Он, должно быть, выбрал их как раз по этой причине. Джонатан даже испытал к нему мгновенную жалость, потому что его полный надежд дар будет безжалостно переведен в наличные.
Томми посмотрела на часы.
– Теперь мы вас используем, мистер Редмонд. Настало время отработать жемчуг. Следуйте за мной.
Она вскочила с места и быстро завернулась в накидку, не дожидаясь, пока Джонатан отодвинет свое кресло и поможет ей, как поступил бы истинный джентльмен, с детства воспитанный поступать таким образом. Пастушьих собак тоже натаскивают на то, чтобы они заботились о стаде.
Глава 10
Томми опять повела Джонатана кружной дорогой через лабиринты улиц, и каким-то образом они вдруг очутились на Друри-лейн.
Весь путь они проделали быстро, и пока шли, Джонатан тайком и часто, насколько это было возможно, кусочками марципановой малины делал отметки на стенах узких переулков и домов, мимо которых проходил. Он наткнулся на сверток со сладостями в своем кармане и решил, что может пожертвовать ими ради такого дела. Не все марципановые отметки сохранятся до завтрашнего дня, может, и ночь не переживут. Но большинство останется. Он собирался взглянуть на них утром.
– Мы пришли туда, где все вот это, – Томми обвела рукой Джонатана сверху донизу, – очень нам пригодится.
– Что – все это? – сухо осведомился он.
– Обувь от Хобби, одежда от Уэстона, великосветский акцент, аромат «Я богат и безупречно воспитан», который сочится из ваших пор, как запах джина от разбойника в Сент-Жиле. Нам нужен извозчик, – заявила Томми. – Гарантирую, сразу кто-нибудь остановится, как только вы поднимете руку.
Она оказалась права. Благодаря видному росту Джонатана, его осанке, одежде и трезвому виду, – а в Лондоне последнее на удивление редко бывает с аристократами в такое время суток, – уже через пару минут к ним подъехала наемная карета.
– Гросвенор-сквер, – приказала Томми кучеру, который был явно нетрезв. Но употребление горячительного являлось составной частью его работы, если не хотелось замерзнуть до смерти.
– Ну конечно, Гросвенор-сквер, – неприветливо пробормотал кучер и тряхнул вожжами.
В карете Томми довольно долго просидела молча и заметно нервничая. С каждой минутой напряжение возрастало. Джонатану захотелось осадить ее, громко крикнув: «Фу!» Она, наверняка, подпрыгнула бы до потолка от неожиданности.
– Фу! – Все-таки сказал он негромко, но с чувством.
Томми вздрогнула.
Джонатан криво усмехнулся.
– Вы как ребенок, – сказала она раздраженно.
