В темноте кареты ее зеленые глаза как-то мистически вспыхнули. Ее взгляд мог бы напугать менее храброго и трезвого человека. Джонатан решил не делиться с ней своими впечатлениями.
– Насколько я понимаю, вы расскажете, чем мы будем заниматься.
– Даже не представляете, – рассеяно ответила Томми.
– Хотите что-нибудь стащить?
Молчание.
Джонатан словно услышал ее мысленное: «Пошел к черту!» – на его вполне достоверное предположение.
– Предупреждаю: я узнаю, если вы солжете мне, Томми. Не рекомендую вам делать этого.
Она отвернулась к окну и принялась разглядывать лондонские улицы, как будто в первый раз очутилась в городе. Или прощалась с ним.
– Не думаю, что это можно стащить.
Прелесть какая!
– Значит, мы точно что-то стащим.
Томми заколебалась.
– Мы… освободим кое-что.
Она совершенно неожиданно повернулась к нему и улыбнулась. Улыбнулась лживо, порочно и дерзко. «Сделаю или умру» – говорила ее улыбка.
О дьявол! Джонатан попал в переделку.
Но тут ему пришло в голову: «Я, конечно, буду непревзойденным в краже чего бы то ни было, потому что ни за что не сдамся». Вероятно, отец был прав, пытаясь взнуздать сына, если всего лишь обещание этого жемчужного ожерелья заставило Джонатана забыть обо всем и пойти по кривой дорожке. То новое, что он только что узнал о себе, обрушилось на него, как водопад.
Джонатан тут же представил, как, сидя в Ньюгейтской тюрьме, говорит: «Если бы ты не хотел видеть меня здесь, отец, тогда не нужно было лишать меня содержания». Это было единственное, что приподнимало его семью над всеми Эверси, – никто из Редмондов не сидел в тюрьме.
– Замотайте каблуки ваших сапог носовыми платками или галстуком, – рассеянно добавила Томми. – Нам нужно передвигаться бесшумно, как кошкам.
Удивительно, но Джонатан без слов сделал, что было сказано.
На Гросвенор-сквер стояла тишина. Либо аристократы уже почивали в постелях, либо их дома стояли заколоченными на зиму. Прохожих не было видно, хотя кто угодно мог появиться в любую минуту. Неожиданно Томми стукнула в потолок, дав знак кучеру остановиться.
Вытянув шею, Джонатан выглянул в окно и убедился, что дела обстоят даже хуже, чем он предполагал.
Потому что стало понятно, где они находятся.
– Это же городской дом лорда Фекиза.
– Точно, – подтвердила Томми слегка удивленно, словно Джонатан утверждал нечто очевидное. – Заплатите кучеру, чтобы он подождал нас, и внушите ему, что нужно держать язык за зубами. А также распорядитесь, чтобы убавил свет в фонарях либо вообще их погасил. Нам потребуется не более пары минут. Если больше, то… – Она замолчала на полуслове.
Джонатан взвел курок пистолета, – этот звук всегда действовал на него возбуждающе, – распахнул дверцу и выскочил из кареты. Моментально развернулся и, подхватив Томми, опустил ее на землю до того, как ей вздумается запротестовать. Она оказалась легкой, не тяжелее, скажем, стула. Томми встряхнулась, как рассерженная кошка, и тут же прямиком двинулась в узкий проулок, который вел к конюшням.
Перебросившись парой слов с кучером, Джонатан последовал за ней. Замотанные каблуки сапог глухо стучали по камням, ее туфельки едва слышно шелестели. Она почти бежала, при этом старалась ступать как можно тише. Бесшумно, как дух. За спиной у нее развевалась накидка, будто скроенная из темноты.
В конце концов они врежутся в какую-нибудь преграду – Джонатан просто не сомневался в этом. Ни лучика света от луны. Ни одного освещенного окна. Кустарники в этом саду стригли предательски низко. Если он споткнется о них, наверняка подстрелит либо себя, либо ее.
– Томми! – зашипел Джонатан.
Она остановилась так резко, что Джонатан налетел на нее. От толчка Томми зашаталась и пролетела вниз на пару шагов. Вцепившись в ее накидку, Джонатан не дал ей упасть вперед лицом. Судя по всему, глаза у нее все-таки не как у кошки, потому что Томми замерла на месте, не зная куда идти. Теперь они стояли, прижавшись к стене дома, и ждали. Немного погодя глаза стали различать в темноте детали фасада, живую изгородь вокруг, потом увидели дверь, ведущую на кухню, а немного поодаль небольшое сооружение, должно быть, уборную для слуг, более или менее удачно скрытую за кустарником.
Тишина стояла такая, что, казалось, ее можно потрогать руками. У Джонатана возникло ощущение, что весь мир закутали в черный плащ. Успокоившись, он задышал медленнее и вдруг ощутил легкий сладковатый аромат. «Томми пользуется французской мыльной стружкой», – понял он и наклонился, чтобы понюхать еще раз, заинтересовавшись…
Ба-бах!
Оба чуть не подскочили до неба, когда, грохнув, распахнулась дверь уборной. Вместе со вспышкой света до них донеслась немыслимая вонь.
Свет мигал и покачивался. Это светил фонарь. Они услышали тяжелые шаркающие шаги, как будто кто-то большой и грузный не мог на ходу оторвать ног от земли. Фонарь нес раскачивавшийся из стороны в сторону, скорее всего пьяный в хлам слуга.
Тут, к несчастью, поток света упал на лицо Джонатана.
Господи! Он надвинул шляпу низко на лицо и загородил собой Томми.
Слуга остановился, высоко поднял фонарь и уставился во тьму.
– Это вы, лорд Фекиз?
– Я, – с полным самообладанием ответил Джонатан, прикрыв рот галстуком.
Фонарь продолжал раскачиваться. Хорошо, что слуга не мог удержать его в одном положении.
– С девкой? – заинтересованно спросил слуга, при этом не сильно удивившись.
– Да, с девкой. А теперь пошел прочь.
Джонатан не понял, почему вдруг напряглась Томми – от негодования или чтобы не рассмеяться.
– Извольте, сэр. Жаль, что обеспокоил вас. Это все из-за говядины на ужин. Живот крутит, ну, вы понимаете, и…
Так как последствий от употребления говядины на ужин слуге показалось вполне достаточно, чтобы объяснить свое поведение, он поклонился, – фонарь наклонился вместе с ним, – затем повернулся и зашаркал в дом.
Они ждали. Джонатан досчитал до десяти, после того как дверь за слугой захлопнулась. Он слышал, как взволнованно дышит Томми. Потом она выскользнула из-за его спины и пошла вперед.
Джонатан последовал за ней.
Когда они подошли к уборной на расстояние достаточное, чтобы у них заслезились глаза, Томми позвала шепотом:
– Салли?
Прошло несколько секунд, и что-то хрустнуло.
У Джонатана встали дыбом волосы на затылке, потому что из кустов возле уборной появилась тоненькая фигурка.
– Томми?
В это время Томми метнулась на голос, схватила на руки какой-то узел, потом, развернувшись, помчалась назад в проулок.
