И обнаружил пятерых молодых людей, которые, вскочив со своих мест, уже столпились рядом, чтобы прочесть запись, которую он сделал.
«Ставлю сто фунтов на то, что Джонатан Редмонд женится на Даме пик до конца этого года».
Они перечитали условие пари еще раз.
– И что это, дьявол побери, означает? – осведомился Гарри Линли, чья сестра Марианна томилась по Аргоси.
– Ну… – Ему пришлось изобразить, с какой неохотой он отвечает на вопрос. – Ладно, скажу. Вам ведь известно, насколько Редмонд хорош в игре в мушку.
– В прошлом месяце он увел у меня семнадцать фунтов, – угрюмо пожаловался кто-то.
Аргоси кивнул.
– Вот-вот. А теперь он хочет, чтобы карты выбрали ему невесту.
Молчание.
– Он хочет что? – Это был общий вопрос, так как слова «невеста» и «карты» чрезвычайно редко одновременно оказывались рядом не только в их разговорах, но и в их мыслях.
– Ты хочешь сказать, что он собирается выиграть в карты невесту? Тогда я отправлюсь в самое гнусное игровое заведение, если там поставят невест на кон.
– А выбирать можно? – пробормотал один из них. – Я бы поторговался, если бы выиграл не ту, которую хотел.
Призывая всех к тишине, Аргоси поднял руку.
– Так и быть, расскажу. Но вы должны поклясться, что ни одна живая душа об этом не узнает. – Дополнительное условие было критически важно для того, чтобы слухи разлетелись немедленно. – Клаус Либман, этот печатник с Бонд-стрит, готовит сейчас совершенно особую колоду карт. Представьте, отпечатанную в цвете! Это какой-то новый, просто уникальный способ печати. На всех картах изображены самые красивые женщины Лондона. Только «бриллиантам чистой воды» – красавицам с безупречной родословной – позволено составить колоду.
– Представляю – колода карт, которая обессмертит самых красивых женщин этого сезона. Кому не захочется заиметь такую?
– Кому не захочется кинуть на стол леди Грейс Уэрдингтон?
Последовали сдавленные смешки и пофыркивание.
– Или поднять ставку на леди Маргарет Катберт.
– У меня поднялась ставка на нее, когда мы на днях танцевали вальс.
В ответ кто-то ахнул от ужаса, кто-то – от удовольствия.
– Джентльмены, речь все-таки идет о дамах! Поэтому воздержитесь от такого рода разговоров до тех пор, пока… Пока мы не примем по чуть-чуть.
– Или вот, например, Оливия Эверси…
На смельчака зашикали. Упомянутая леди, несомненно, была самой недоступной из всех. Никто не мог себе представить, как завоевать ее, не говоря уж о том, чтобы разыграть в карты.
– Редмонд сказал мне, что считает прекрасной идеей, чтобы раздача карт определила его выбор невесты. Я думаю, что он вытянет пиковую даму. Кем бы она ни оказалась. Вы тоже можете сделать свои ставки. Только, пожалуйста, будьте осмотрительны.
Все были приятно удивлены такой новостью.
– Редмонд действительно собирается сковать себя по рукам и ногам? – поинтересовался Линли.
– Ему всегда хочется щегольнуть чем-то необычным, – с завистью в голосе сказал кто-то.
– А где девушки будут позировать? – захотелось узнать кому-то еще.
– Художник будет делать наброски с дам у Клауса Либмана на Бонд-стрит. За Либманом останется последнее слово, кого отобрать для колоды.
– Но как они попадут к нему?
Аргоси сделал вид, что смотрит на свои часы.
– Из того, что я понял, молодой женщине, чтобы ее нарисовали, будет достаточно предъявить карточку из «Олмака». Мы ведь знаем, что это является главным свидетельством чистоты происхождения. По-моему, только одну он пригласит лично.
– Кого? – спросил хор голосов. Ведь эта женщина станет эталоном, на которую будут равняться все остальные.
Аргоси пожал плечами.
– Где я смогу получить такую колоду карт? – Линли уже не терпелось. – Вдруг я тоже выберу себе невесту таким способом.
– Можете сами заказать у Либмана, как мне кажется. И еще – делайте ваши ставки. Карты будут готовы к продаже в течение месяца. Но спрос ожидается бешеный, поэтому я сделаю заказ прямо сейчас, чтобы оказаться среди первых, кто оценит результат.
Он отступил и сделал жест рукой в сторону книги. И так как его идея показалась всем неотразимой, джентльмены выстроились в очередь, чтобы сделать ставки.
Получив больше, чем можно было рассчитывать, Аргоси широкими шагами вышел из клуба, довольно при этом насвистывая.
– Если хотите знать мое мнение и заранее извините меня, мистер Редмонд, такое можно было бы ожидать только от кого-нибудь из семейства Эверси, – после долгой паузы сказала ему грозная мисс Мариетта Эндикотт.
– Она – не мое незаконнорожденное дитя, мисс Эндикотт. Клянусь вам!
Джонатан в жизни представить себе не мог, что когда-нибудь заявит такое мисс Мариетте Эндикотт.
Исключительно благодаря имени Редмондов, а также тому, что мисс Эндикотт являлась ярой поклонницей меткости Джонатана в дартс, за которым она любила наблюдать в «Свинье и чертополохе» с кружкой эля, ему удалось добиться от нее немедленной аудиенции в середине учебного дня. Джонатан видел, как головки девочек поворачивались в его сторону, когда он шел длинным коридором к кабинету мисс Эндикотт. Вслед ему неслись смешки, шепотки и какие-то замечания.
Томми вместе с Салли ждали его в карете на другом берегу реки, через мост, чтобы никто не обратил внимания и не удивился тому, что экипаж с гербом Редмондов оказался в таком месте. Ни у кого из членов его семьи не имелось никаких неотложных дел в школе.
Мисс Эндикотт все еще сомневалась.
– Вам хоть что-нибудь известно о семье девочки, мистер Редмонд? Сколько ей лет на самом деле, что у нее за характер? Умеет она читать и писать?
Джонатан вспомнил, как они ехали сюда. Он вдруг узнал, что шестилетние дети постоянно находятся в движении, как будто они только-только узнали, что у них есть руки, ноги, пальцы на руках и ногах и язык и все нужно опробовать, как новую пару обуви. Разговор с Салли был примерно такой:
– Не болтай ногами.
Она прекращала болтать, с сияющим видом смотрела на него, словно болтала ногами специально, чтобы он ее остановил.
А потом запускала палец в нос.
– Не суй палец в нос, – приказывал Джонатан.
Салли вытягивала палец из ноздри и вытирала его о подол.
– Не вытирай палец…
Ему даже стало интересно, неужели всем детям требуется постоянно напоминать о том, что можно, а что нельзя. Это походило на то, как своенравных лошадей обучают ходить в узде.
А потом началась эта «Бе-бе, черная овечка». Салли умоляла его и глядела с такой надеждой… Но Джонатан был тверд как гранит. В конце концов ее немыслимо чистые глаза сделали свое дело. У него было впечатление, что он держит на мушке олененка – такие это были глаза…
