Его взгляд потемнел, стал немигающим, как у охотника, который приготовился стрелять. Не такой, когда он всадил те ножницы в стену. Но очень похожий.
Тем не менее Джонатан не произнес ни слова.
Но Томми поняла, что что-то между ними происходит.
Тревожный звоночек прозвенел где-то в глубине души, напоминая ей о том, как совсем близко друг к другу они находятся сейчас, как неподвижны. «У него голубые глаза». Томми вдруг почему-то стало тревожно от этого. У Джонатана глаза не такие, как васильки, море или что-нибудь столь же обычное и безопасное. Они скорее были цвета… неба, каким оно бывает сразу после захода солнца. Голубые с оттенком лилового – таким, когда день окончательно сдается ночи.
Весьма изысканный оттенок.
Смешно, но для Томми изысканность никак не сочеталась с Джонатаном Редмондом.
А он продолжал молчать.
– Я не опасная и не хрупкая, как может показаться, Джонатан. – По какой-то причине это было сказано шепотом, словно они находились в церкви. Так тяжел был его взгляд.
Редмонд все медлил.
– Разве? – наконец выговорил он опустошенно и скептически.
А потом неуверенно и осторожно коснулся ее щеки.
Это было как прикосновение бабочки. Костяшками пальцев Джонатан нежно-нежно провел линию вдоль скулы вниз к упрямому подбородку, который так напоминал подбородок ее отца. Провел ласково и целенаправленно. Словно испытывая остроту лезвия.
Казалось, его пальцы нащупали слабое звено в цепи, которая сковывала душу Томми, и начали медленное опасное ее освобождение. Она почувствовала, как очажок жара затеплился где-то между ног и начал растекаться вверх по спине.
– Потому что я боюсь, – задумчиво пробормотал Джонатан, больше для себя, чем для нее так, словно пришел к какому-то неутешительному выводу. – Боюсь, что ты и то и другое, Томми.
Томми зарылась пальцами в землю, чтобы, вцепившись в нее, обрести твердую опору.
«Он собирается поцеловать меня», – вдруг дошло до нее. Томми была потрясена. Но в конце концов они оба раздеты, и, если две пары губ находятся так долго и так близко друг от друга, поцелуй неизбежен.
Ее не целовали… так давно!
И Джонатан сделал это. В первый раз его губы осторожно прильнули к ней абсолютно целомудренно. Томми уже была готова мысленно посмеяться, как его губы вернулись и завладели ее губами. Поцелуй получился неторопливым и легким как дыхание.
Он изучал ее.
Успокаивал…
К дьяволу! Теперь ей даже стало любопытно.
Пришлось напомнить себе, что любопытство такого рода погубило множество женщин.
Сначала Томми показалось, что он добивается легкой победы. Но поцелуй был таким изысканным! Изысканным, как цвет его глаз. Он уговаривал. Соблазнял. Джонатан с деликатностью и осторожностью, всего лишь коснувшись ее губ, открыл ей новый мир чувств. Как-то так получилось, что он губами отыскал нервные окончания и через них заставил пылать все ее тело. То, что могло встать, заняло вертикальную позицию. Дыбом поднялись волоски на затылке и на руках, вытянулись вверх соски.
Мир, который Томми знала прежде, растворился, превратился в новую реальность, состоявшую из жара, меда и атласа. Роскошная мужественность! Она наполнила ее жилы, как любовный напиток, заставляя забыть обо всем. Томми приоткрыла губы навстречу Редмонду, как цветок открывается солнцу. Почему бы и нет? Она была пьяна им. До дрожи.
Когда их языки встретились, Томми застонала от облегчения. И поняла, что этот стон, словно молния, пронзил его тело.
Джонатан напряженно затаил дыхание. Потом понял, что это его шанс, и немедленно воспользовался им. Его поцелуи стали требовательными, ищущими. Томми с жадностью отвечала на них. Редмонд приподнялся на руках, увлекая ее вверх за собой, потом опустился. Вниз и еще вниз, очень осторожно. Тут инстинкт самосохранения подсказал Томми упереться руками ему в грудь, что оказалось ошибкой. Это было то же самое, что дотронуться до горячей, покрытой атласом стены. Она почувствовала, как под его кожей пульсирует чистейшее наслаждение, опасное и непредсказуемое. Она слышала, как колотится его сердце. И восприняла как предательство то, что это мускулистое, роскошное, недвусмысленно мужское тело, этот поцелуй, похожий на зыбучие пески, были оружием, которое Джонатан тщательно скрывал от нее.
Другой женский инстинкт подсказал ей: «Дай ему все, что он хочет. Возьми то, что он сможет дать».
Теперь Редмонд целовал ее шею, и Томми прижалась к нему, поощряя и заставляя его опуститься ниже. Она знала, что Джонатан почувствует, как бьется ее пульс. Ниже, еще ниже, в выемку между грудей, и Томми мысленно взмолилась, чтобы он дотронулся до соска. И вместо того чтобы оттолкнуть его, она руками провела по ложбинке, разделявшей надвое его широкую мускулистую спину, провела рукой ниже пояса, погладила бедро.
Еще дюйм, и ее рука деликатно коснулась его плоти, которая внушительным бугром выпирала из брюк.
– Томми… – Джонатан произнес ее имя, тяжело задышав, как будто снова вынырнул на поверхность реки. И замер, отодвинувшись.
Какое-то время он потрясенно смотрел на нее. Потом упал рядом с ней, как бревно.
Теперь Томми слышала лишь прерывистое дыхание. Его и свое. Дуэт двух прерывистых дыханий.
«Это немного напоминает ситуацию после взрыва», – решила Томми. Все поражены донельзя и весьма смущены тем, что вопили и носились из стороны в сторону, а потом обрадовались, что уцелели.
Господи! Но Томми ведь действительно застонала.
Она чуть снова не застонала при воспоминании об этом. Ей стоило больших трудов не прикрыть рукой глаза от смущения.
Почему из всех людей именно Джонатан Редмонд?
И ему единственному хватило ума положить этому конец.
– Что ж… Я так понимаю, ты уже целовалась раньше. – Он пытался шутить. Но голос у него был странный – низкий и печальный. Словно он получил чем-то тяжелым по голове.
– Как и ты, полагаю. – Томми показалось, что ее голос звучал ничуть не лучше. Судя по всему, им обоим требовалось время, чтобы преодолеть зов плоти. Она чувствовала себя так, словно ее помотало в волнах из стороны в сторону, а потом грубо выбросило на берег.
Возникла пауза.
– По всей видимости, нет, – наконец загадочно изрек Редмонд. Как бы для себя. И по-прежнему ошеломленно.
Томми не стала спрашивать, что он имел в виду. Когда Джонатан не сказал ничего в дополнение, она искоса украдкой посмотрела на него.
Широко раскинувшись, он, словно подстреленный, лежал на спине, устремив взгляд в небо. Одна его рука покоилась на груди, словно именно в это место угодил выстрел. Томми видела, как рука поднимается и опускается, поднимается и опускается в такт дыханию, все еще прерывистому, но постепенно выравнивающемуся. Ей стало интересно, не пытается ли он таким способом заглушить скачущий стук своего сердца. Вот именно это Томми нужно было сделать самой, потому что ее пульс до сих пор стучал у нее в ушах. Надо же, все длилось не более двух секунд, а кровь кипела до сих пор!
