– Тихо!
– Вы свободны. – Сказала женщина. – Забирайте машины, и езжайте обратно, к Хоксу. Там безопаснее.
– Всем слышно? – Спросил Арго. – Дождитесь рассвета, разберитесь по машинам, и дуйте домой! На дороге никого.
Толпа снова загалдела, на этот раз тише. Кто-то опять заплакал, одного из охранников, стоявших у костра, ударили, уронив на землю, и тот закричал. Дэвид двинулся к головной машине, обходя группки бывших рабов, обыскивающих трупы, и вытаскивающих из машин мешки с припасами.
– Это все? – Женщина у машины говорила тихо, но Дэвид услышал ее несмотря на окружающий шум.
– Что я еще могу? – Ответил Арго вопросом на вопрос.
– Тогда едем. До рассвета три часа. – Она спрыгнула с капота, игнорируя людей, окруживших машину, и протянутые к ней руки. Кто-то кричал прямо на ухо Дэвиду, умоляя не бросать его в пустыне. Левую икру сжала судорога, словно клещами, и ему пришлось опереться на плечо человека впереди, чтобы протолкнуться дальше.
– С дороги! – Громко сказала она, но Дэвид не отступил:
– Ответь мне… только на один вопрос!
– Кто это? – Теперь и Арго возвышался над ним. – Ого. Как это тебя…
– Ты убила моего отца?!
Гомон вокруг усилился, но он не замечал его, вглядываясь в черные глаза над повязкой.
Злость и… растерянность?
– Не она. – Неожиданно ответил Арго. – Барон. Я был там.
– За что?
– Твой отец вел переговоры с рейдерами. – В ее голосе не было уверенности.
– Это ложь.
– Барон так сказал.
– И он тоже мертв?
– Да.
– Ты не лжешь мне?
– Незачем. – Арго аккуратно отстранил его в сторону, пропуская женщину вперед. – Не смогу взять тебя в Атланту – прости, парень.
– Но почему? Вы же знаете, я могу заплатить!
Женщина повернулась, и схватила его за горло так быстро, что ткань ее плаща издала четко различимый хлопок. Ее пальцы, тонкие и твердые, словно гвозди, обхватили кадык Дэвида, заставив его приподняться на носках.
– Ты не стоишь и ногтя человека, которого убил! – Он едва расслышал ее слова сквозь собственный хрип. – Встреть я тебя иначе – прикончила бы на месте. Но ты жалок…
Она оттолкнула его, не слишком сильно, но достаточно, чтобы он оступился – и это спасло ему жизнь. Выстрел из ружья прорезал белый свет фар снопом желтого пламени, плеснувшего над Дэвидом. По его волосам, точно погладив жаркой материнской ладонью, из-за плеча женщины, каким-то образом успевшей пригнуться – и имя которой он вспомнил только сейчас.
Ее звали Ребеккой. И стреляли не в него, а в нее – в затылок, в упор.
Она повернулась, оказавшись ниже, под дулом ружья, и сделала что-то – похоже, вывернула стрелявшему пальцы, а затем ударила. Снова хлопнул плащ, и человек, невидимый Дэвиду, оказался на земле, а она наступила ему на грудь, держа ружье:
– Я знаю тебя, старик?
– Ты убила моего сына. – Отозвался слабый голос. – Не помнишь? А я узнал тебя, по глазам. Пришла ко мне во двор, и убила. Джек его звали.
– Помню. – Она отшвырнула ружье, чуть не задев кого-то в толпе. – Еще желающие отомстить есть?! Кого я еще убила?! Есть?!
– Спокойно. – Сказал Арго, и положил руку ей на плечо. – Мы закончили.
– Что-то закончили, а что-то – начали. – Ответила она, и ее слова разлетелись далеко над притихшей толпой. – Возвращайтесь в свои дома, вы все, даже ты… и ты! Ищите то, что потеряли. А мы поедем.
– И побыстрее. – Согласился Арго, забрасывая меч на плечо. – У меня хреновое предчувствие.
I.
В этом месте движение было материей.
Перемещение образовывало формы, которые, в свою очередь, складывались в сложные конструкции, проникающие друг в друга, сталкивающиеся, несущиеся навстречу с невозможной скоростью. Горизонта не было, равно как других точек опоры, позволяющих судить о наличии верха или низа – только бесконечное столкновение, смешение, интеграция, вызывающее сравнение с поездами далекого прошлого, в виде картинок всплывающих в памяти Мириам. Тысячи поездов, без труда пронизывающих друг друга, смешивающихся, распадающихся и возникающих из ничего.
– «Я – движение данных.»
Не было равнины, синих молний, или тела, на которое можно взглянуть – только ощущение мимолетного взгляда, внимания, рассеянного в пространстве. Заставляющее Мириам задуматься: если нет тела, которое может чувствовать, то что же она теперь? Только чувства, застрявшие в этих бесконечных потоках без названия? А если чувства, то какие? Зрение? Обоняние… или данные не пахнут? Чувство щекотки может быть? Последняя мысль показалась ей смешной, и она улыбнулась – или сделала что-то похожее, заставив исказиться окружающее движение, будто линза, ставшая на пути солнечного луча.
Улыбка мешает данным? А если нахмуриться? Или скорчить гримасу, как Суонк?
Мириам рассмеялась. Каким бы странным не было это место, оно вызывало ощущение легкости, а не страха. Словно она уже была здесь когда-то, много раз, и просто забыла. Смех разлетелся синими стрелами, сливаясь с проносящимися сквозь нее громадами, оставаясь в их прозрачных глубинах длинными бликами, не имеющими начала, или конца – струнами, пронизывающими все вокруг.
– «Что ты делаешь?»
Вопрос пришел отовсюду – еще один фрагмент движения, получивший форму.
– «Смеюсь.» – Ответила Мириам.
– «Зачем?»
– «Чтобы понять, где я начинаюсь, и где заканчиваюсь.»
– «Для этого люди смеются?»
– «Я не придумала ничего лучше.»
Ее собеседник замолчал, переваривая услышанное, и Мириам решила взять инициативу в свои руки:
– «А ты Иштар?»
– «Меня так называют.»
– «И это все ты вокруг?»
– «Ты во мне.»
– «А, ну это то же самое. А как я здесь оказалась?»
– «Ты пришла.»
– «Сама?»
– «Ты можешь приходить ко мне, когда захочешь.»
– «А я хотела?»
– «Очевидно.»
– «Что-то я не помню.» – Мириам задумалась. – «А почему ты больше не похожа на дерево?»
– «Этот способ представления ближе к действительности.»
– «Но он не такой понятный.»
– «Вернуть прежний?»
– «Нет, я уже привыкла. А ты не знаешь, почему я сюда пришла?»
– «Возможно, ты хотела задать мне вопрос.»
Конструкции, проносящиеся сквозь Мириам, ускорились, реагируя на ее напряжение, попытку вспомнить хоть что-нибудь:
