– Какие… парни?!
– Дай адрес – и напишут. Там по тебе, да Ребекке половина гвардейцев сохнет. Ну те, что живы остались. Такое плетут про вас, что диву даешься: дескать была с праймом девица из пустыни – красотка-снайпер, метра два ростом, не меньше двух сотен Тигров сама перестреляла, а потом на площади в рукопашную дралась. Причем каждый второй это видел. И портреты Ребекки продают – помнишь, ты нарисовала?
– Да, помню. Что значит… продают?
– Умник какой-то купил рисунок у Марты, пропустил через типографию, что у Магистрата, и давай продавать их на развалинах церкви. И что ты думаешь – с руками отрывают. Эти портреты теперь, наверное, в каждом доме там висят, а он себе парочку ферм прикупить сможет.
– Ты обманываешь? – Недоверчиво спросила Мириам, уже зная, что это не так. Ланье только ухмыльнулся в ответ:
– Если бы. Наоборот, не все рассказываю.
Двери лифта с мелодичным звоном распахнулись.
– А что не рассказываешь?
Они вышли в странный, вытянутый зал, который Мириам так толком и не успела рассмотреть. В первый раз ей было не до того, а во второй они торопились, и она успела заметить только его необычную форму, вытянутую и изогнутую, будто четверть колесного обода. Внутренняя, вогнутая стена зала была прозрачной, и за зелеными лозами, бегущими по ней сверху вниз, виднелись знакомые очертания спиральных галерей отеля – только смотрела на них Мириам теперь сверху, а не снизу.
– Отличное окошко. – Прокомментировал Ланье внешний вид зала, и снова забросил бочонок на плечо. – А не рассказываю я… Да люди вообще склонны лишнего болтать, знаешь?
– Как ты?
Ланье хмыкнул, и замолчал, кажется, обидевшись. Они прошли вдоль окна, глядя на людей, копошащихся внизу, между белыми игрушечными столиками, у такого же крохотного фонтана. Дверь в номер белела в самом конце зала, и, насколько поняла Мириам, была одной из двух дверей, выходящих сюда – всего два номера на целый этаж. Других, выше, не было – в лифте она нажала на самую верхнюю кнопку, как и шут утром.
– Судачили о разном. – Неожиданно заговорил Ланье. – Что видели ее в бою вместе с бароном. Что это он артиллерию взорвал тогда, за стеной. Пошел один, да и погиб, как прайм…
Мириам приложила ладонь к пластине у двери, и та один раз мигнула зеленым, напомнив ей о другой, такой же, в клубе. Внутри прозвучал мелодичный сигнал.
– «Открываю.» – Сказала Вероника.
– …даже песню сочинили, сам слышал, в лагере беженцев поют, да и в Верхнем городе по кабакам играют. Слова немного разные, и мотив такой, грустный. Про баронессу, как идет она по полю битвы, среди тел, и спрашивает у воронов, где ее барон лежит. Девчонки плачут от этой песни, ну и мужики некоторые…
Ланье вошел, остановился, и Мириам расслышала короткое «Ха!», сорвавшееся с его губ.
За прошедшие несколько часов, с мебелью в большой комнате что-то произошло – ее словно разбросало взрывом. Оба дивана оказались сдвинуты углом у стены слева, залитый разноцветными жидкостями прозрачный столик очутился у входных дверей, а второй, чистый, наоборот, перекочевал к диванам. Би, в коротком белом платье, полулежала на одном из них, забросив на столик стройные ноги – ее поза была одновременно расслабленной и напряженной. Бледная кожа, казалось, светилась, отвечая мерцанию огромного экрана в стене перед праймом, по которому без остановки бежали ряды цифр, и мелькали схемы – непонятные Мириам линии, карты, рисунки.
Суонк, прикорнув у окна в дальней стене, даже не обернулась. Но Мириам заметила, что та переоделась – теперь на ней была красная юбка, и короткая майка, открывающая повязку на плече.
– «Сюрприз!» – Сказала Вероника, и Би подняла голову, взглянув на Ланье. В ее глазах плескалась темнота, полная движения, как и экран перед ней. Мириам с некоторым испугом заметила, как изменились цвета воительницы за то время, пока они не виделись.
Вокруг Би медленно разрасталась невидимая, но от этого не менее угрожающая буря, готовая вырваться наружу в любой момент.
– И как тебе… эта песня? – Спросила она.
– Могла быть и лучше. – После долгой паузы ответил Ланье. – Будь в ней хоть капля правды.
– Правда бывает уродливой. И потому о ней никто не поет.
Ланье, помедлив, кивнул, и поставил бочонок перед собой.
– «А что за сюрприз?» – Быстро спросила Мириам.
– «Она не сказала мне, что ты не одна.» – Ответ Би сопровождался шумом, будто рядом с ней дробилась о камни вода. – «Я не знаю, что в этом смешного. Ланье я заметила еще раньше, в холле, через камеры наблюдения.»
– «Я подумала, что так будет интереснее.» – Отозвалась Вероника. – «Чтобы ты не побежала натягивать штаны…»
Би опустила глаза, взглянув на свою одежду, и на ее лице мелькнула растерянность. Она резко подобрала ноги, и села на диване, очень прямо держа спину.
– «Дьявол!»
– «Вот и я об этом!» – Расхохоталась Вероника.
– Что не так? – Спросил Ланье осторожно.
– Не привыкла быть без брони. – Помедлив, ответила Би.
– Знакомое дело. Идешь по улице – и вроде голый, и еще спина чешется…
– У тебя хотя бы есть брюки. И оружие.
– Да… парни бы не оценили, появись я в платье. – Ланье поднял было руку привычным жестом, чтобы дотронуться до шрама, но сразу же опустил ее на пояс, глядя на Би, сидящую абсолютно неподвижно, будто изящная статуэтка:
– Злишься?
– Я никогда на тебя не злилась. – Мириам показалось, что в цветах Би на секунду мелькнуло удивление.
– Все равно… прости.
– За что?
– За тот раз, когда не поехал… опять.
Би на секунду задумалась.
– Наверное, я и не ожидала другого. – Наконец сказала она. – Ты поступил так, как должен был.
– Вот как?
– Город нуждался в твоей защите, твоим людям нужен был отдых, а шерифу – твой опыт. Это я поступила глупо, позвав тебя. – Она встала, немного неловко, будто не зная, куда девать руки и как держать себя в платье. – И главное, поехав с нами ты… ничем бы не смог помочь.
Шрам Ланье дернулся, уголки его губ поползли вверх, но улыбки не вышло:
– Что-то от твоих слов у меня ощущение странное – вроде как по морде отхлестали. И даже ответить нечем.
– Как и мне нечем больше тебя утешить. – На экране перед Би со страшной скоростью сменялись ряды цифр и схемы, и Мириам поняла, что она все еще там, по крайней мере отчасти.
– Эта штука может помочь. – Ланье кивнул на бочонок. – Здесь три литра Мерло, пятилетней выдержки. Извинения мои тебе не нужны – так хоть выпивку поставлю.
– Хорошее вино. – Ответила Би. – Любимое вино моего мужа.
