За длинным портиком с мерцающими узкими окошками открывалось пространство размером с Праздничную площадь в Хоксе, с десятками белых столиков и стульев, расставленных в веселом беспорядке. Точно как на площади, прохаживались люди, поднимался пар в маленьких павильончиках у стен. В центре, то взлетая, то опадая в сложном ритме, бил фонтан, от которого, укрываясь в прозрачном полу, бежали тонкие ручейки, складываясь в узор из колец и петель. Но главное – там было небо, видимое наверху, в конце полупрозрачного колодца из окон и зелени, заключавшего площадь в блестящий спиральный кокон. Действительно похожий на ракушку изнутри – из-за галереи, шириной в небольшую улицу, начинающейся в паре шагов от входа, и бегущей вдоль стен, десятками витков, вверх, к синему просвету, на невозможную высоту.
Мириам взглянула на Монти, его хитрую улыбку – и поняла, что сейчас самое время прикрыть рот.
– Отель? – Спросила Би с каким-то непонятным недовольством в голосе.
– Мой собственный. – С таким же легким оттенком обиды отозвался Монти. – Лучший в Атланте, осмелюсь заметить.
– Ты не доставишь нас к Королю?
– В таком виде? – Монти степенно последовал вперед, обходя фонтан и сидящих за столиками людей. – Меня спустят с лестницы Королевского Шпиля вместе с вами.
– Полагаешь, этикет – важнее нашего дела? – Теперь в голосе Би прозвучала злость.
– Я же не учу вас крутить усы Королю-Лису. – Огрызнулся Монти, и у Мириам закралось подозрение, что он просто копирует тон Би. – У нашего Короля есть доверенные люди, с которыми я собираюсь вас познакомить…
– Когда?
– Не раньше, чем вы примите ванну! – Монти раздраженно кивнул в сторону столиков. – Обратите внимание на реакцию публики. Спешу заметить, что у вас кровь на этой грязной тряпке, заменяющей вам верхнюю одежду. А у маленькой загорелой леди – дыра в штанах, делающая ее нижнее белье излишне заметным…
– Заткнись! – Би действительно покосилась на фонтан. – И двигайся быстрее!
Мириам тоже не удержалась и бросила туда взгляд, но не заметила абсолютно ничего плохого. Несколько мужчин и женщин, одетых во что-то яркое но простое, вроде маек и светлых джинсов, смотрели в основном на шута, и в их цветах мерцало веселье. Видимо, девушек, следующих за Монти, они воспринимали только как свиту, придаток к его необычному облику – и поэтому Мириам просто взяла Суонк под руку, ускорив шаг, стараясь успеть за Би и шутом. И тут же поймала себя на мысли о том, что в отличии от Би ей все равно. Хоть смейся они во весь голос – после пережитого утром, хруста человеческих костей на зубах и чужой памяти, вторгающейся в сознание, она сама готова была рассмеяться в ответ, и хохотать до упаду, только потому, что еще жива, и пришла в это нереальное, невозможное место. И она действительно хихикнула, а затем, почувствовав удивление Би, сжала зубы.
А потом вернулась тошнота.
Ее сопровождала волна отвращения к себе – такого сильного, что ни о каком смехе не могло быть и речи. Мириам вдруг почувствовала грязь на своих пальцах, шершавую ткань разорванной майки, песок, засыпавшийся в ботинки и под ремень брюк. Собственные немытые волосы, и лицо – наверняка в кровоподтеках, которых она не могла видеть. Тошнота складывалась из всех этих мелких картинок, обрывков ощущений – и, когда впереди, перед Монти, внезапно разъехались створки невидимой прежде двери, и блеснула ровная гладкая поверхность, Мириам едва удержалась от того, чтобы не вскрикнуть, хотя ничего еще не успела увидеть.
А когда посмотрела, тошнота прошла почти сразу.
Маленькое квадратное помещение, в которое завел их шут, оказалось лифтом – движение чувствовалось в нем с самого начала, в том, как пружинил пол под их шагами. Задняя стенка была зеркальной, Би бросила на нее один взгляд, дотронулась до непослушной пряди у виска, и сразу отвернулась, а Мириам и Суонк, зашедшие в лифт рука об руку, так и остались стоять.
Суонк хихикнула, и сразу вскрикнула – когда лифт пришел в движение. Мириам ожидала этого, и поэтому продолжала рассматривать себя в зеркале.
Это было похоже на оправдание в суде.
Обвинительница смотрела на обвиняемую, а та искала, чем объяснить свой внешний вид – не такой уж и жуткий, если вспомнить о том, что случилось.
По крайней мере – никаких ссадин. Губы целы, и волосы лишь немного растрепаны, вырвавшись из-под резинки на затылке. Их кустик торчит вверх, словно символ упрямства – или обычной глупости. Глаза – испуганные, и какие-то печальные, словно их хозяйка ждет, что ее вот-вот снова ударят. Грязные разводы на щеках и скулах, пятна на шее и на майке – но уважаемая судья, обвиняемая только сейчас увидела себя в зеркале! И зубы на месте, а гримасу можно принять за легкую улыбку. Да, наверное можно будет – если смыть все водой и мылом, снять грязную одежду, майку со следами чужих рук, и брюки, распоротые ножом, свисающие полосками с бедер. Все это можно исправить, госпожа судья, смыть, сжечь и забыть. Но что делать с самой обвиняемой?
С тем, что осталось у нее внутри?
– Эй! – Сказала Суонк. Мириам поняла, что лифт остановился, Монти с Би уже вышли наружу, и теперь смотрят на нее.
На то, как по ее лицу, оставляя ржавые дорожки, текут слезы.
– Ванна. – Проговорила она, и почувствовала, как Суонк подсаживается, подставляя здоровое плечо ей под руку. – Здесь же есть ванна, правда?
Интермедия II.
С севера к Атланте медленно приближался песчаный смерч.
Несколько тысяч тонн песка, поднятых в безоблачное небо, образовали непроницаемый пыльный столб – вроде тех, что всегда выступали вестниками зимы в этих местах. Водители каравана, следующего по хайвею из далекого Чикаго, заметили его в стороне, и увеличили скорость. Их предупреждение прозвучало на всех торговых частотах, и тут же потерялось в шорохе помех. Смерчи в это время года были не более, чем редкостью, а этот двигался неторопливо, минуя населенные места, и ближайшие фермерские поселения, расположенные западнее.
Вращаясь с огромной скоростью, масса песка вгрызалась в остатки старой дороги, обнажая осколки бетона и дорожных столбов, белеющих на сколах, будто кости древних существ. Об этой дороге не знал никто – вот уже больше пятидесяти лет ни один человек не ступал на нее, и она оставалась не более, чем извилистой тенью между холмов, похожей на сухое русло древней реки. С каждой сотней метров, которую проходил смерч, дорога снова оживала – чтобы недолго, всего лишь несколько часов, снова сверкать под солнцем.
Смерч двигался по ней, со скоростью человека, идущего пешком. Если бы существовал тепловизор, способный разглядеть хоть что-то сквозь массу горячего ветра, или спутник, умеющий заглядывать под песчаные облака – то использующие их наблюдатели, без сомнения, были бы ошеломлены, увидев в центре вихря человеческую фигуру в потрепанном красном плаще.
Размеренным шагом, выдающим нечеловеческое терпение, Джон Риордан шел к Атланте по старому хайвею. Он точно знал, сколько шагов ему осталось сделать до белых стен. Гладкая маска, заменяющая ему лицо, была лишена глаз, но каждая искра статического электричества, вспыхивающая в толще вихря, была его фонарем, позволяющим видеть окружающие развалины так же отчетливо, как при свете дня.
