Не будет благоволения богов – не будет и удачи. По всей земле, что когда-то принадлежала Эйрику, великому конунгу веси и чуди, неминуемо начнутся лесные пожары, наступит мор и глад. И впрямь уже горели леса по дальним весям, кто-то вытаптывал лошадьми поля, вскрывал заброшенные скотомогильники. Да, все это делали люди. Но, быть может, по воле богов?
Жестокие божества веси сильно не нравились Гендальфу, как не нравились ему и Один, и Тор, и Фрейя с Локи. Слишком уж они были кровавыми, жестокосердными, падкими на человеческие жертвы и плюющими на страдания людей. Иное дело местные, деревенские культы – все эти священные рощи, жальники, поющие камни. Все они вовсе не требовали человеческих жертв, даже животных – в самом крайнем случае петуха или утку, в обычное время вполне обходясь разноцветными ленточками, колокольчиками и цветами.
– Духи цветов? – Эдна, поднявшись с ложа, с улыбкой перебила мужа. – Это же славно! Матушка сказывала, когда-то в старину в наших землях было именно так. Никто не поклонялся кровавой Корвале, не приносил младенцев в жертву зловещему Хараглу, и даже Нойдала считалась всего лишь забавной лесной бабушкой, покровительницей деревенских колдунов. Духи воды и леса помогали людям во всех делах. А если случалось что-то страшное, то люди давали духам обеты… или заветы. Что-то обещали и потом исполняли обещанное, даря божествам не кровь, а заветные праздники. Так было… пока не настало время борьбы за власть.
Закончив свою спонтанную речь, юная красавица обняла мужа за плечи и крепко поцеловала в губы. Конунг отозвался тут же, усадил Эдну себе на колени, погладил по спине, чувствуя сквозь тонкую ткань сорочки желанную теплоту тела. Сильная рука Гендальфа скользнула по коленке жены, поднялась вверх, ныряя под тонкий подол и нежно лаская лоно. Юная княжна закатила глаза и томно вздохнула, почувствовав нарастающий внизу живота жар. Желаньие быстро охватило и конунга, уже ласкавшего упругую грудь любимой супруги… Еще миг, и сброшенная одежда полетела на пол, и трепетные тела слились в волшебстве любви и охватившей обоих страсти, столь пылкой, что заскрипело ложе, а из уст юной красавицы вырвался стон… А потом наступила истома и нега, и не хотелось ничего говорить и ни о чем думать. Лишь только лежать, тесно прижимаясь друг к другу, снова и снова испытывая томление и жар.
Идея стать великим жрецом цветов пришлась по душе старому Хирбу, и дело тут было отнюдь не в цветах, а во власти, о которой давно уже мечтал хитрый нойда. От всей широты души пообещав в самом скором времени искоренить все намеки на кровавые жертвоприношения, Хирб неожиданно попросил за Хяндиказа, жреца матери-Змеи. Черный волхв знал много других колдунов, что творили требы в затерянных по лесам и урочищам капищах, славя своих жестоких богов.
– Хяндиказ-нойда будет нам очень полезен, великий конунг, – заверил жрец. – Он сильный и знающий волхв, не стоит убивать его зря. А еще он может отвести беду от твоей супруги, ведь Черный ярл не отступится от нее просто так.
И ведь уговорил, красноречивый! Хяндиказ торжественно поклялся Гендальфу в верности и обязался принять все меры по дискредитации и искоренению неоправданно жестоких обрядов.
Юная красавица Эдна, быстро оправившаяся от вызванной наговором болезни, неожиданно предложила мужу бороться с порочившими ее слухами с помощью слухов же, распуская о Торкеле-ярле всякие гнусные сплетни.
– Тут и придумывать-то ничего не надо, – сверкала очами княжна. – Торкель – как есть гнус гнуснейший! Но мы все равно еще что-нибудь этакое выдумаем, чтоб его ненавидели все!
– Пожалуй, лучше, чтоб смеялись, – Гендальф все же поправил жену. – Ненависть – не слишком-то продуктивное чувство. К тому же часто ненавидят – сильных. Зачем нам этому проходимцу льстить?
Подумав, Эдна согласно кивнула и, позвав служанку Малжару, ту, что когда-то привел Рольф, занялась сочинением слухов. Но только лишь сочинить сплетни – мало, еще нужно было их распространить, а потому каждый, кто выезжал куда-то в иные места, скажем – в Альдейгьюборг, обязан был рассказывать на ярмарках и постоялых дворах все были и небылицы о Черном ярле.
Не прошло и месяца, а уже очень многие знали, что Торкель Кю с самого раннего детства был подлым пакостником, причем весьма невезучим. Постоянно падал, разбивая себе нос, будущего ярла всегда кусали собаки, дразнили девушки, а однажды в лесу его чуть было не задрал медведь. Да и ярлом-то Торкель стал совершенно случайно, просто будучи изгнан из родного племени за всякие гнусности. Гнусности описывались отдельно и во всех подробностях, причем опять-таки с упором на неудачливость Черного ярла. Все должны были знать – Торкель Змея приносит с собой одни лишь беды и гнев великих богов!
Это все было, конечно, хорошо, но вот как-то ближе к августу месяцу, называемый весью «елоку», достигли славного Аммгарда самые зловещие вести. Вести эти принесли из Альдейгьюборга местные смолокуры, что возили туда на продажу деготь.
– Ты, верно, знаешь, конунг, что в Альдейгьюборге давно уже раздоры и нелады, – пояснил староста смолокуров Айн, кряжистый крепкорукий мужик с круглым лицом и окладистой сивой бородою. – А недавно там и совсем началась замятня, чуть не погубили всех, да порешили призвать к себе в правители того, с кем давно договаривались – Рюрика-конунга.
– О Рюрике Ютландце идет речь, я правильно понял? – уточнил вождь.
Староста кивнул:
– Да, именно о нем все и говорят. Тридцать кораблей у него! Больших морских драккаров.
– Так, значит, Рюрик со своими ярлами, хевдингами и дружиной уже достиг Альдейгьюборга?
– Достиг и был встречен с честью, мой вождь, – поклонился Айн. – Мало того, он объявил Торкеля-ярла своим наместником по всем восточным землям, от Сяси и до Свири-реки!
– Торкель – наместник?! – вскочив с кресла, Гендальф Странник в ярости хватил кулаком по столу.
Свирский конунг нынче принимал посетителей в своей недавно выстроенной усадьбе, в просторной летней светлице, срубленной из сосновых бревен, до сих пор пахнувших теплой янтарной смолой. Помещение вышло, по здешним меркам, просторным – метров восемь на шесть. Лавки по стенам и сундуки покрывали разноцветные заморские ткани, недавно привезенные все из того же Альдейгьюборга, в свинцовые переплеты окон пока вставили слюду – ждали булгарских купцов, обещавших привезти стекла. Никакого очага в светлице не полагалось, но конунг все же велел поставить в углу жаровню – местное лето иногда больше напоминало осень, промозглую, холодную, зябкую.
– Торкель – наместник… Что же, Рюрик-конунг ничего не знает о нем? – вождь гневно сверкнул глазами.
– Говорят, они полгода ходили походами вместе, – глухо пояснил Айн. – Не знаю, куда, но ходили. А уж потом Торкель отправился куда-то на юг.
– Понятно, – отпустив купцов, конунг принялся мерить шагами светлицу, то и дело поглядывая в окна, словно бы надеялся увидеть ответ на свои вопросы где-то снаружи, в лесу или на просторах широкой реки.
– Значит, Рюрик все же не поверил слухам… Н-да-а…
