Да уж. Начал за здравие, кончил за упокой.
Нет, конечно же, относительно прочих теоретических трудов, которые я читал на Земле – очень и очень здраво. Но для будущего разумной жизни на Земле гораздо опаснее, чем все эти наивные и фантазёрские теории.
В Гиперборейской империи, конечно, существовала своя теория магии. Она базировалась на том, что магия – едина, как свет. Этот свет – стихийная магия, которая, преломляясь через какую-то призму, рассыпается на спектр. В этом спектре есть место и внутренней магии человека – магии резерва, и всем двадцати восьми планам. Особняком в этой теории стояла ментальная магия, вырабатываемая непосредственно самим магом.
Пока я размышлял, мы, оказывается, уже и пообедали, и приехали в Брюссель. Погружённый в свои мысли, я прошёл в здание портала и дождался переноса нас в Париж. Так же безучастный ко всему окружающему, я приехал к месту нашего пристанища в Париже – дому де-Жильбао.
Уже на подъезде к дому Мария не выдержала и схватила меня за руку:
– Серж, ну, пожалуйста, прости меня! Я действительно веду себя как полная дура! Я не знаю, что с этим поделать! Когда я рядом с тобой, я как будто пьянею и перестаю соображать. И даже когда мы расстаёмся, стоит только кому-то заговорить о тебе, и у меня снова наступает такое состояние. Ты… ты настолько велик, что у меня просто в голове не укладывается, что ты чего-то не сможешь!
Я вынырнул из своих мыслей, как только почувствовал её прикосновение, прослушал сей спич со всё возрастающим, ох… удивлением.
– Мария, я понял и принял твои извинения. Давай договоримся так: ты прекращаешь давать людям надежды, связанные с моей помощью, и тщательно записываешь всё, что говорила обо мне в течение дня, в дневник. Хорошо?
Она истово закивала и бросилась душить меня в объятьях. Спас меня Георг, который деликатно дотронулся до руки Марии:
– Мы уже приехали.
Охнув, Мария тут же выпустила меня на свободу и принялась прихорашиваться. Георг указал мне на книгу, которая скрасила мне часы поездки:
– Интересная теория?
– Любопытная, но вот выводы из неё мне не понравились.
– Они никому из потомственных магов не нравятся. Если он прав, то их… нашей монополии на энергии придёт конец, и любой лерв, получивший дар магии, может вырабатывать энергию сам.
Об этом аспекте проблемы я, кстати, совсем не подумал.
Анри де-Жильбао встречал нас на пороге своего дома. За те полгода, что мы не виделись, он ощутимо постарел. Пройдя в дом, я познакомился с его женой, Юлией, и сыном Жан-Жаком, мальчиком четырёх лет. Дочь доктора Анри, Кларисса, которой было менее года, сейчас спала.
От ужина мы отказались, но вот чай, а я какао, выпили с удовольствием. За чаем выяснились последние новости.
Оказывается, доктор уже не де-Жильбао. Он провёл ритуал выделения семьи и теперь носит фамилию де-Гийом. Да, ему пока не удалось активировать свой алтарный камень, но доктор не унывал. Он надеялся, что после рождения ещё одного ребёнка и помощи пары пациентов сможет-таки добиться своего.
Ещё одной новостью для меня было то, что в Вену с нами поедет родовитый Эдвин де-Конрад. Я только порадовался подобному увеличению компании, поскольку тот наверняка знает о Вене значительно больше, чем мы.
Сидя с ногами в кресле и держа в руках чашку какао, я попытался разобраться в словах Марии. Конечно же, такой эффект может быть, но для этого я должен постоянно, на протяжении, говоря высоким эллинским слогом, всего своего жизненного пути излучать не менее пяти эонов ментальной энергии. Да и действовать она должна на всех, а не выборочно. Кстати, вот я и вспомнил, как назывались единицы измерения магической силы в Гиперборейской империи – эоны.
Боги, какой же я идиот! Так вот откуда у меня эти прибавки в одну десятую! Граф Ашениаси мог вырабатывать три эона ментальной энергии. И если предположить, что этот источник перенёсся вместе со мной, но остался в наружных слоях ауры, тогда абсолютно понятно и то, почему Кузьмич не смог меня удержать на серых путях, и экзальтированность Марии, и быстрое и абсолютно не мотивированное формирование приязни ко мне со стороны других людей. А эти прибавки – отзвук отмирания моего источника. Каждый эон уменьшения источника даёт прибавку резерва на одну десятую!
Да уж, винить, кроме себя, некого. Сам перенос источника занял не более одной минуты. Как я и думал, он уже вырабатывал всего один эон. В общем, дурак он и есть дурак, хоть граф, хоть маркиз.
Тут, пожалуй, следует немного пояснить мою досаду. Дело в том, что источник ментальной магии активируется лишь благодаря совместным усилиям не менее чем трёх магов, знающих, что они делают. Причём уровень этих магов должен быть не ниже мастера! Для информации – я, например, абсолютно без понятия, как активировать источник. Возможности же ментальной магии лежат не только и даже не столько в области иллюзий и подчинения. Основное назначение этой магии – ускорять создание и усиливать заклинания других областей. К примеру, запусти я в того же прислужника ледяную глыбу, усиленную моими тремя эонами ментальной магии, его в лучшем для прислужника случае изранило бы, ну а в худшем – разорвало на куски.
Увеличение же производительности источника ментальной магии тоже требует определённых усилий и помощи, пусть не мастера, но хотя бы бакалавра низшего, первого класса, у которого этот источник не менее пяти эонов! И это только для того, чтобы развить свой источник до двух единиц! Далее начинаются какие-то сложные расчёты, которые мне ещё только предстоит вспомнить, впрочем, как и сам ритуал, который граф Ашениаси переживал дважды.
В Париже мы задержались до вечера воскресенья. Всё-таки Париж летом великолепен, хотя все вокруг говорят, что весной он ещё лучше.
Все дела я закончил в первый же день после приезда и просто гулял по городу как турист, впитывая атмосферу романтической тайны, полувзглядов, полунамёков и полутонов, которыми переполнен Париж.
Вечером одиннадцатого июня мы переместились в Вену. Если Париж я сравнил для себя с вечно молодой кокеткой, то Вена предстала передо мной пышной и страстной красавицей, разгорячённой вином, танцами и поцелуями кавалеров. Пышность Вены значительно превосходила пышность Парижа, где подобную роскошь можно увидеть только в районе королевской резиденции.
В Оногурии мы задержались на неделю. Кроме Вены, мы посетили Будапешт, Братиславу и даже съездили на один день на Адриатику, в Сплит. Моим экскурсоводом был не только Эдвин, но и шевалье Буоль. Кстати, именно его я попросил отвлечь Марию, когда мне захотелось самому посмотреть на мёртвые земли, описанные родовитым Люком. Расставался с Оногурией я с большим сожалением, несмотря на все опасности, которым я подвергся во время экскурсии.
* * *
Тётя Женевьев встречала нас прямо в Мадриде. К сожалению, портал в Толедо был уже лет восемьдесят, как закрыт. Так что нам предстояло не менее десяти часов путешествия до Пульгары, городка около Толедо, родового владения её мужа. Пока мы путешествовали, тётя Женевьев закидывала пару Тодт вопросами и информацией. Я поразился её умению так разговорить собеседника, что тот далеко не сразу понимал, если понимал вообще, что проговорился. Мне бы такого человека на должность начальника контрразведки! Мечты, мечты…
