Астра аккуратно следовала моим рекомендациям, и я надеялся, что где-то к летнему солнцестоянию она должна будет иметь возможность выносить и родить ребёнка.
Сентябрь шесть тысяч девятнадцатого года с момента сошествия богов оказался по-летнему тёплым и солнечным. Все политические дрязги вокруг меня ушли куда-то за пределы восприятия, и я наслаждался учёбой и общением. Мне очень нравились эти осенние дни. Их умиротворение и спокойствие внушали робкую надежду, что Аликс надоест меня преследовать и она переключится на кого-нибудь другого, что Кристина не является на самом деле страшным монстром с химерического плана, что тётя Жаннетт действительно, как она и уверяла Марию, смирилась с тем, что ей не стать главой рода Ривас, и сосредоточилась на получении статуса родовитой. Даже то, что близнецов нужно обучать жить с их каналами на демонический план, и то казалось какой-то не стоящей больших переживаний проблемой.
К дню рождения Кристины – двадцать четвёртому сентября – я даже сумел себя уверить в том, что Генрих, взяв Грету в жёны, сможет убедить её отказаться от глупой идеи служить мне как сюзерену. Об этой идее мне сообщил виконт Нинбург ещё в Кобленце. Сообщил он это очень интересно, устроив целую театральную постановку с пьяными откровениями. Но я-то видел, что об этом виконт сказал, понизив голос и твёрдо убедившись, что ни жены, ни дочки рядом не было. Конечно, с одной стороны, я Грету мог понять – не являясь наследницей (у виконта был ещё и старший сын) и развиваясь как боевой маг, она попросту обречена пойти кому-нибудь на службу. Но рядом со мной ей будет гораздо опаснее, чем где-нибудь ещё. Так что пусть Генрих, с его преклонением перед армейской службой, убедит свою будущую жену, что лучше служить королю, чем маркизу.
День рождения прошёл весело и радостно. На праздник, пришедшийся на воскресенье, приехали родители Кристины. Отец Кристины – высокий, кряжистый рыжеволосый мужчина с обветренным лицом и большими усами. Мать – изящная до хрупкости, маленького роста, с фигурой, глядя на которую я впервые почувствовал какое-то томление. Было много лимонада и немного вина, много танцев и сладостей и немного детских обид, много шуток и много соревнований. В джигитовке победил Генрих, зато в скачках я был первым. В фехтовании Грета была непревзойдённой. Я несколько жалел, что не смог остаться неузнанным, когда начались танцы – слишком уж много охотниц захотело получить меня в кавалеры, но на переодевание не было времени, а Анжела, мастерица по приготовлению маскарадного порошка, всё ещё была в Калькутте. Пожалуй, именно в этот день я наиболее полно ощущал себя ребёнком.
В том же благостном настроении я провёл время с дня рождения Кристины до четырнадцатого октября – тридцатитрёхлетия Георга.
Это благодушие было грубо прервано шестнадцатого октября. Возвращаясь с Генрихом после вечерней конной прогулки, я почувствовал несильный толчок в спину. Скорее от неожиданности, чем от самого толчка, я пригнулся к шее лошади. Через мгновение до меня донёсся звук выстрела. Так это же в меня стреляли! Я прокричал едущему впереди Генриху:
– Скачи в замок, поднимай охрану, – я катался без неё, – это покушение!
– А ты?
– Я следом за тобой. У меня артефакты качественней.
Тут прозвучали ещё два выстрела. По счастью, амулет защиты ещё держал. Снова выстрел, но я ничего не почувствовал. Промазали? И в этот момент я ощутил, как мой конь сбился с шага.
Место для засады было выбрано со знанием дела. Дорога в этом месте огибала поросший лесом холм, на котором и засели стрелки. Из замка нас не видно, небольшая водяная мельница с гарантией заглушит звуки выстрелов. Единственное, в чём нам повезло, так это в том, что как раз перед этим поворотом мы устроили небольшую гонку. Скорее всего, именно по этой причине стрелки, сидящие в засаде, стреляют вразнобой.
Но сейчас, если лошадь падёт, я буду в полной власти напавших. Эта мысль придала мне сил. Откуда-то пришло бесшабашное веселье. Когда лошадь через пару секунд стала заваливаться на бок, я был к этому готов. Высвободив ногу из стремени и вытащив из седельной кобуры револьвер, с которым после охоты на упырей почти не расставался, я сумел избежать того, чтобы лошадь, падая, придавила мне ногу. Сохранив свободу передвижения, я смог откатиться от бьющегося в агонии животного и нырнуть в придорожную канаву. В ней я пригнулся и побежал в сторону, противоположную местонахождению замка Тодт, логически рассудив, что там меня будут искать в последнюю очередь. Пробежав метров пятьдесят – семьдесят, я занял удобную позицию у придорожного камня. Здесь я хотя бы буду уверен в том, что сзади меня не достанут.
Мой план почти сработал. Почти – потому что я забыл, что убегая, оставляю вполне отчётливый след. И вот ко мне подходят трое. Один – прямо по канаве, и я его вижу лишь иногда, когда его голова мелькает среди кустов, которыми она заросла, а двое – по дороге. Бородатые лица, удобная одежда немарких цветов, подходящая для леса, барабанные карабины. Идиоты, взяли бы длинноствольные рунные ружья, уже прибили бы. А из этих пукалок вы долго будете мою защиту ковырять. Я немного успокоился.
Вопрос в том, стрелять ли сейчас или подпустить их поближе, чтобы выцелить наверняка. Решил всё-таки подпустить поближе и ранить хотя бы одного. Раненый демотивирует и демобилизует группу.
Когда идущие по дороге подошли на десять шагов и остановились, прицеливаясь, я выстрелил в паховую область ближайшего ко мне бандита. Надо же, с десяти шагов, и почти промахнулся. Попал в бедро, похоже в мякоть. Бандит заорал, падая и хватаясь руками за ногу. Второй выстрелил и побежал под защиту деревьев. Пуля безобидно для меня прошла немного выше. Я же развернул своё оружие и стал ждать бандита, передвигавшегося по канаве. Однако уже через минуту услышал охотничий рожок. Надо же, кто-то догадался подать сигнал о помощи, чтобы бандиты могли сделать правильные выводы. Вскоре я оказался окружён своими людьми. Мне подвели другую лошадь, и мы взяли курс на замок Тодт. В замке я прежде всего поблагодарил Генриха за чёткое и беспрекословное исполнение приказов. Затем присел в стороне и стал внезапно задрожавшими руками перезаряжать револьвер. Получалось плохо, но наконец я справился. Положив револьвер на колени, прислонился к стене и закрыл глаза.
В принципе, и само покушение дурацкое, и мои действия ещё более дурацкие. Единственное, что сделал умного – отослал Генриха. А вот сигнал опасности на браслет сообразил послать только уже в канаве. А то, что я могу всех подходящих ко мне бандитов шагов с тридцати накрыть «воем» – тем же звуковым ударом, как и у призрака замка Тодт, только бьющим не по площадям, а точечно, наведение автоматическое, на ближайший животный объект, – и вовсе вспомнил только сейчас. Да и то же оглушение: имея теперь один эон чисто ментальной энергии, я мог бы оглушить всю троицу ещё на подходе и потом складировать их до прихода подмоги. Но это всё-таки перебор, хорошо, что не стал так действовать. А если их было не трое? А если у них были амулеты, нивелирующие или ослабляющие такое воздействие? Так что, как говорили древние, лучшая тактика та, которая привела к победе.
Но вот действия самих нападавших вообще никакой логике не поддаются. Послать каких-то неодарённых людей против мага и не вооружить их соответствующе? Да я с ходу могу назвать по меньшей мере три вида ружей, которые могут стрелять пулями, гарантированно взламывающими мою защиту не с первого, так с третьего-четвёртого выстрела. И пули у них, по-видимому…
